Князь Тишины - Гурова Анна

В восемнадцатом веке был сформулирован и официально закреплен главный принцип обучения Чистому Творчеству: obscurum per obscurius – «к темному через еще более темное». Это решение оказалось роковым. Искусство искусств остановилось в развитии; все меньше находилось желающих вступать на трудный путь мастера реальности; и в итоге мастера отрезали себя от той самой реальности, с которой работали.

Теобальд сделал паузу. Учащиеся внимательно слушали. Я, устав печалиться, слегка приободрилась, и мысли потекли в более конструктивное русло. Вот бы мне, как будто нечаянно, увидеться с Сашей…

– Реальность жестоко их наказала. Она сама отвернулась от адептов Чистого Творчества. Это произошло внезапно, и почти никто из мастеров не заметил перехода. Как будто перестали работать некие законы природы. В публицистике пишут о закате, упадке, несоответствии требованиям современности, но истинная причина была в другом. Лично у меня при чтении опусов того времени возникает ощущение, что мастера внезапно ослепли и в растерянности и нарастающем ужасе мечутся в поисках заветной цели. Доверие к Чистому Творчеству было подорвано, авторитет его непоправимо упал. Мастеров стали сначала за глаза, а потом и в лицо называть шарлатанами – и они были шарлатанами, зачастую сами этого не сознавая. К концу девятнадцатого века Чистое Творчество практически прекратило свое существование. Им занимались только немногочисленные жулики, мечтатели и сумасшедшие…

Так как же мне увидеть Сашу? Где его можно встретить, чтобы это выглядело естественно? Крайне не хочется, чтобы у него возникло ощущение, будто я за ним бегаю (как оно на самом деле и есть). Дожидаться, пока родители снова соберутся к Хольгерам в гости? Так это можно всю зиму прождать. Болтаться по улицам вокруг его дома? Бессмысленно. Заявиться к нему в школу, якобы по делу? Нет, ни за что! Шито белыми нитками. Чем он еще занимается? Карате? Хм. Одна девчонка из нашей парадной записалась на карате и радостно прозанималась там ровно три недели, пока ей не сломали палец. Впрочем, стоит обдумать. Пальцы обычно ломают другим, а не тебе. Художка? Это был бы самый реальный вариант, только Саша ее, говорят, бросил. Хотя…

Мне вспомнилась наша с Эзергилью вылазка на улицу Авиаконструкторов. Училище, куда мы отвозили цилиня. Мастерская реальности. Два парня курят у крыльца и разговаривают о странных вещах. И один из них – вылитый Саша. А вдруг это он и был?

Я ухватилась за эту ниточку обеими руками. Почему бы и нет? Внешность, голос, манера говорить – все ведь совпадало. Однако я была твердо и абсолютно безосновательно уверена, что это не он. И тот, второй парнишка, рисующий огненный знак в воздухе… Интересная мысль… а не отвели ли мне глаза? Я не знала, был ли Саша обычным учеником, иллюзионистом, реалистом или там учили чему-нибудь еще – о таких вещах вне школы говорить не принято. Для непосвященных и наша художка – самое обычное образовательное учреждение. Итак, если это был Саша, и если он был, допустим, иллюзионистом… и мне отвел глаза второй парень… значит, у меня есть отличный повод искать с ним встречи. Не имеющий никакого отношения к моим несчастным чувствам. Шпионаж – сама по себе серьезная причина для очередного визита. Эзергиль со мной уж точно не пойдет – значит, придется одной…

Оставалось найти предлог.

Дед между тем рассказывал довольно любопытные вещи. Я, слегка успокоившись и приняв решение, стала слушать.

– В начале двадцатого века всем стало ясно: Чистое Творчество погибло. Но одно поразительное событие, случившееся в Советской России, вернуло миру Чистое Творчество в новом качестве. Итак, точка отсчета, известная в наших анналах как момент Пробуждения, – тысяча девятьсот двадцать седьмой год. Москва. Мастерские Веры Мухиной. Здесь произошло, на мой взгляд, величайшее событие минувшего века – Чистое Творчество вернулось к человечеству не в виде науки, а в виде Дара.

Впервые этот Дар открылся в молодом человеке, художнике-соцреалисте по имени Матвей Корин. Поистине удивительно, почему судьба выбрала для возвращения Чистого Творчества в мир не утонченного, высокообразованного эстета и мистика, одного из тех последних мастеров, кто свято в тайне хранил остатки знаний великой эпохи и, не щадя себя, проводил дни и ночи в поиске истины, а простого парня Матвея Корина – необразованного, наивного, вышедшего из народа художника-самоучку.

Мое мнение однозначно: разумеется, это было не случайно. Достаточно взглянуть на сохранившиеся картины Корина, такие как «Проводы агитатора» или «Первый советский трактор в лунную ночь», в которых не скованное образованием пламенное воображение художника гармонично сосуществует с его здоровой крестьянской психикой. По самой своей натуре Корин был экспериментатором – бесстрашным, с железными нервами. Именно поэтому тридцатого марта тысяча девятьсот двадцать седьмого года, когда изваянная Кориным небольшая скульптура «Птица Стальное Крыло» неожиданно вспорхнула с верстака и вылетела в окно, художник не повредился в рассудке и не кинулся ни в церковь, ни в ЧК. Сурово нахмурясь, он проводил птицу взглядом и произнес историческую фразу: «Нехорошо полетела. Низко и медленно. В другой раз надо крылья сделать поширше».