Павшая крепость - Сальваторе Роберт

Когда Даника добралась до края ущелья и увидела любимого, приносящего себя в жертву, ноги ее подогнулись и сердце споткнулось – девушка даже подумала, что оно совсем остановится. Ее боевые инстинкты велели спешить на помощь возлюбленному, но что можно сделать против подобных Файрентеннимару? Руки и ноги девушки умели превращаться в смертоносное оружие в битве с орками и гоблинами, даже с великанами, но какой смысл разбивать их о твердую, как железо, чешую змея? Даника с десяти ярдов могла метнуть свои хрустальные кинжалы прямо в сердце огра, но перед гигантской тушей Файрентеннимара надежные клинки превращаются в ничто, в жалкие щепки.

Пламя дракона иссякло, и, глядя на Кэддерли, бесстрашно стоящего напротив змея, Даника понимала, что должна сделать хоть что-то.

– Файрентеннимар струсил! – дерзко завопила она. – Он слабак и ничтожество! Он только притворяется сильным, а когда опасность поблизости, прячется в кусты!

Дракон дернулся и задрал голову, чтобы видеть наглеца на гребне ущелья.

– Уродливый червь, – издевалась Даника, зная, что для дракона нет ничего оскорбительнее, чем услышать «червь» вместо «змея». – Безобразный жалкий червяк!

Драконий хвост хлестнул о скалу, глаза рептилии сузились, превратившись в щелки, и утробное рычание старика Файрена заставило содрогнуться камни.

Замерший перед драконом Кэддерли запел быстрее. Он был поистине счастлив, получив отсрочку, но ужасно боялся, что Даника слишком сильно раззадорит вспыльчивого дракона.

А Даника смеялась над стариком Файреном, схватившись руками за живот и трясясь от хохота. Однако мысли ее в это время были совершенно серьезны. Она вспоминала древние записи Пенпага Д'Ана, основоположника учения, которое она исповедовала.

«Предвосхищай нападение врага, – говорил наставник. – Не отвечай, опережай движения противника. Если стреляет лучник, пусть его цель исчезнет. Если меч неприятеля устремился вперед, ты, его соперник, окажись сзади».

И если дракон выдохнет, сказал бы Пенпаг, пусть его пламя коснется лишь голого камня.

Как Даника нуждалась в этих словах сейчас, когда голова Файрентеннимара покачивалась всего в ста футах под ней. Записки Пенпага Д'Ана были источником ее силы, они вдохновляли девушку всю жизнь, и теперь надо верить им, даже перед лицом разъяренного красного дракона.

– Уродливый, мерзкий Файрентеннимар, считающий себя таким милашкой, – распевала она. – Когтям его не порвать и ваты, дыханию его не сжечь и букашку!

Не совсем четкий ритм, возможно, но слова жалили чрезмерно гордого Файрентеннимара куда глубже, чем удалось бы любому оружию.

Внезапно крылья дракона неистово забили, поднимая змея в воздух – почти.

В этот момент Кэддерли завершил заклинание, и камень под Файрентеннимаром изменил форму, ожил и схватил чудовище за задние лапы. Тело старика Файрена натянулось струной, а потом, как сжавшаяся пружина, обрушилось вниз, но все последующие попытки не смогли разорвать хватку скалы.

Файрентеннимар сразу понял, кто соорудил эту ловушку, и его внушительная голова развернулась и бросилась в атаку, тяжело врезавшись в зачарованную черту преграды – «драконьей погибели».

Кэддерли побледнел – выстоит ли его защитная сфера против второго залпа испепеляющего драконьего дыхания?

– Крыльям его не поднять эту жирную тушку! – надрывалась Даника. – Хвосту его не прихлопнуть и мушку!

Скалы подхватили последовавший оскорбленный рев дракона и разнесли эхо на дюжины миль во все стороны, так что испуганные звери и чудища бросились искать укрытие в своих норах по всем Снежным Хлопьям. Шея рептилии вытянулась, и огненный поток хлынул на Данику.

Камень плавился и лился с уступа огненной рекой. Пайкел, прячущийся в нише как раз под этой стеной, взвизгнул и бросился прочь.

Кэддерли балансировал на грани паники, но потом вспомнил, о ком он тревожится, вспомнил мудрость и почти магические таланты своей дорогой Даники. Он должен верить в нее, как она всегда верила в него, должен верить, что ее решения будут правильными.

– Рога его задевают за своды, – ритмично продолжала Даника, смеясь собственным словам и показываясь на скалистом уступе футах в тридцати от того места, где только что стояла. – Такого толстяка не знала порода!

Глаза Файрентеннимара расширились от злости и недоумения. Он молотил хвостом и лапами, беспрестанно бодая рогами магический барьер «драконьей погибели», и так неистово бил крыльями, что тела гоблинов, переворачиваясь, скользили по земле, подхваченные ветром.