Следы сатаны - Сандему Маргит

— Наверно. Я в полном разочаровании оттого, что проиграла.

— Вовсе нет, — обернулся Никлас. — Тебе удалось обуздать его, говорить с ним. А этого еще никому не удавалось. Мы залечили его раны. Он поехал с нами. Чем же ты недовольна? Ты, верно, хочешь, чтобы все изменилось, как по мановению волшебной палочки.

Виллему благодарно улыбнулась:

— Больше всего я боюсь быть меченой…

— Боишься его глаз? — спросил Доминик.

— Да. Он многое может. Вспомните, ведь он чуть не заморозил нас. А сколько не проснулось от его гипнотического сна! Я так часто и подолгу смотрела ему в глаза. Он словно приобрел надо мной власть. Забрал у меня всю силу.

Она покачнулась в седле:

— Что ты «видишь», Доминик? Расскажи, что сейчас делает чудовище.

Озабоченно взглянув в бледное лицо жены, он раздумчиво произнес:

— Чудовище? Оно ничего не делает. Думаю, спит. Но недавно…

— Почему ты вдруг замолчал?

— Да так. Ничего особенного.

Доминик не хотел говорить о том, что чувствовал. А Ульвхедин был в крайнем возбуждении, он это знал. В нем бушевала жажда насилия, ярость и отчаяние.

— А Элиса?

— Она с ним, — звенящим голосом отвечал муж.

— Доминик! Виллему падает с лошади! — крикнул Никлас.

Они едва удержали женщину на лошади. Остановившись, огляделись.

На дороге через мост ясно были видны следы лошади Элисы. Их было нетрудно опознать, так как лошадь была подкована у гростенхольмского кузнеца. Кузнец был большой оригинал и мастер на все руки. После моста начиналась твердая земля, следы пропали. И тут следопыты допустили ошибку. Ульвхедин и Элиса поднялись на крутой холм, а они поехали в объезд, вдоль Турифьорда. Эта дорога была значительно легче; все нормальные люди выбрали бы именно ее. Но они забыли, что Ульвхедин не был обычным человеком.

Мужчины уложили Виллему в хорошо защищенном месте на берегу фьорда. Доминик находился в крайнем волнении.

— Никлас, что с ней?

Оба положили руки на тело женщины.

— Если бы у меня был мой сундучок! Но наш друг позаботился о нем. Доминик, ситуация не так уж безнадежна. Она скоро придет в себя.

Виллему приоткрыла глаза. Устало улыбнулась.

— Как приятно чувствовать твои руки, Никлас, — невнятно пробормотала она. — Кажется, я уже никогда не поправлюсь.

— Мы не можем двигаться дальше, — решил Доминик.

— Чудовище спит, а мы смертельно устали. Давай и мы немного отдохнем, — поддержал его Никлас.

— Тогда останемся. Виллему крайне нуждается в отдыхе.

Присев около спящей, Никлас еще некоторое время гладил ее по лицу своими чудодейственными руками. Когда ей стало лучше, мужчины расположились на земле и уснули. Пришлось ложиться на голую землю, все пожитки исчезли вместе с лошадью Элисы. Сняв широкий плащ, Доминик набросил его на Виллему, а сам примостился с краю. Никлас завернулся в свой плащ.

Виллему прижалась к мужу:

— Доминик, я хочу домой, — прошептала она.

— Я тоже.

— Знаешь, я часто говорила о том, что мой дом в Элистранде. И только сейчас поняла, что настоящий дом у меня в Мёрбю, в Швеции. Там наш дом — мой, твой, Тенгеля Младшего и твоего отца.

Он благодарно погладил ее плечо. Виллему часто сердилась на все шведское и хвалила норвежское. Его задевало такое отношение, но он никогда ничем не показал ей, что ему бывает больно от таких слов.

Прижавшись лбом к щеке мужа, она прошептала:

— Я тоже хочу домой, к Тенгелю. Будем надеяться, что у него все хорошо. Мне наплевать на чудовище. У меня нет никакого желания заниматься его перевоспитанием. В нем говорит животный инстинкт убивать. Так противно, просто тошнит от всего этого! Пусть он умрет! Что нам от того?

Доминик покрепче обнял ее:

— Не говори так, Виллему. Видимо, его надо спасать. Почему — мы можем только гадать. Он далеко не бессмертен, просто очень живуч. Думаю, наши предки именно этого и бояться. За свою долгую жизнь он может наделать немало бед — не только заколдовывать Людей Льда, но и убить немало ни в чем не повинных людей. А потому из него необходимо сделать нового Тенгеля Доброго.

— Ты же сам понимаешь, что это невозможно, — тяжело вздохнула жена. — Его нельзя перевоспитать. В нем нет ни капли добра.

— Не говори так. Нам рано сдаваться.