Шумерские ночи - Рудазов Александр

Спустя некоторое время после смерти крохотной твари Креол таки выяснил, что она жрет. Гасители Света кормят своих детенышей полупереваренной пищей из собственного живота, отрыгивая ее изо рта в рот. Узнав об этом, ученик мага вздохнул даже с некоторым облегчением. Трудно сказать, смог ли бы он делать так же, но ему не хотелось и пробовать.

Со дня битвы в норе Гасителя Света прошло почти четырнадцать лет. Из сопливого подростка с мягким пушком на губе Креол вырос во взрослого мужчину с густой бородой. На днях ему исполнилось двадцать девять. А он по-прежнему ученик мага. По-прежнему учится у старого вонючего маскима, по какому-то недоразумению считающегося магистром Гильдии.

С каждым месяцем Креол все сильнее подозревал, что учитель лишь из подлости отказывается выдавать ему аттестат. По всем канонам Креолу уже три-четыре года как пора стать полноправным подмастерьем. Шамшуддин пришел к Халаю позже него — пусть и всего на месяц — но выпустился на два года раньше. Вот уже целых два года побратим наслаждается статусом самостоятельного мага! А он, Креол, по сей день всего лишь ученик!

Несправедливо, несправедливо, Мардук видит, до чего это несправедливо!

Ненависть Креола к учителю всегда была велика. Он возненавидел Халая Джи Беш с первого же дня. С первого же бранного слова, услышанного в свой адрес. С первой же палки, опустившейся на худую мальчишескую спину. С первой же миски пустой каши без единого волоконца мяса.

Но за последние годы эта ненависть достигла апогея. Креол скрипел зубами по ночам, представляя, что однажды сделает с мерзким ворошителем грязи. Вот и сейчас он перевернулся с боку на бок, мысленно вбивая старику в спину длинный гвоздь. Не в силах сдержаться. Креол заколотил кулаком по стене.

Он не боялся кого-нибудь потревожить. В этом крыле, кроме него, никто не живет. У Халая уже давно не осталось других учеников — Шамшуддин был последним, кого он согласился принять. Дворец Вором, подаренный старому демонологу после войны с куклусами, стоит пустой и угрюмый — лишь хозяин, его ученик да пара рабов. Большую их часть Халай в прошлом году распродал. В последнее время он вообще почти перестал выходить из своих покоев — никого не принимал, ни с кем не разговаривал.

Креол был единственным, с кем Халай Джи Беш упрямо не желал расставаться.

— Будь ты проклят, старый урод… — пробормотал Креол, засыпая. — Будь ты проклят…

Зато поминаемый им Халай Джи Беш даже и не думал спать. Демонолог, которому недавно исполнилось сто восемнадцать лет, ходил по своему кабинету, листал древние пожелтевшие свитки, водил пальцем по выдавленным на глиняных табличках клинышкам… и тоскливо подвывал.

Халай боялся. Его пожирал страх перед ближайшим будущим. Перед тем, что должно произойти уже совсем скоро — через три, в лучшем случае четыре дня.

Смерть.

Всем известно, что большинство магов погибает смертью неестественной. Испепеленный другим магом или зарубленный доблестным воителем, казненный императором или сожранный чудовищем, в результате неудачного магического эксперимента или не совладав с собственным заклятием…

Рано или поздно что-то подобное настигает обязательно.

Но некоторые все же дотягивают до естественной смерти, от старости. И о ее приближении маг обычно узнает загодя. За несколько дней до роковой минуты внутренний голос подсказывает — вот оно. Холодная рука Эрешкигаль коснулась горла, и уже никакая магия не поможет спастись. Бренное тело исчерпало последние резервы — трепыхаться дальше нет смысла.

Впрочем, смерть как таковая — это еще полбеды. Халай Джи Беш трижды спускался в Кур живым — кому еще бродить по таким местам, если не магистру демонологии? Существование в загробном мире не назовешь приятным, но это все-таки тоже существование.

Нет, страшит не сама смерть, а то, что ей предшествует. Агония. Долгая, мучительная агония, затягивающаяся на многие дни, а иногда даже месяцы.

Маги крайне редко доживают до естественной смерти, но если уж доживают — горько об этом жалеют. Магия удерживает душу в теле прочнее тысячи гвоздей. Чем сильнее маг, тем тяжелее ему умереть, тем дольше он мучается перед смертью и тем выше шансы, что он поднимется даже из гроба. Халаю и самому доводилось утихомиривать бывших коллег по Гильдии, превратившихся в безумных чудовищ — не живых и не мертвых.

Меньше всего на свете он желал подобной судьбы для себя.