В когтях ястреба - Юрин Денис

Аугуст испытывал не только злость, но и стеснение. Каково узнать, что какой-то негодяй изо дня в день подглядывает за вами в душе, копошится в грязном белье и читает тайный дневник, в который вы записываете самые сокровенные мысли? Однако у моррона оставалось и маленькое утешение. Мерзкому колдуну не удалось проникнуть в уголок сознания, в котором хранились тайные видения, посещавшие Штелера в последнее время. Коллективный Разум, а теперь моррон не сомневался, что сны из чужой жизни посылал именно он, умел защитить конфиденциальную информацию от посторонних глаз. Затворник не знал о снах ровным счетом ничего, а иначе… а иначе в узком коридоре ему бы повстречался не рыцарь-симбиот с полуторным мечом, а страшилище-орк с двумя топорами, наводящий ужас на врагов не только своим видом, но и смрадным запахом немытых годами потных ног и подмышек.

Впрочем, замыслы колдуна оставались столь же загадочными, как и его личность. Единственное, что барону удалось понять из краткого общения, так это то, что затворник не моррон-одиночка, не причисляющий сам себя к рядам Легиона. Какими существенными ни были бы разночтения в понимании долга перед человечеством, какими обидами ни был бы пропитан мозг изгоя, а он никогда не употребил бы (и не позволил бы подобной вольности своей марионетке) в адрес бывших собратьев по клану слова вроде «морронятина» или «сдохни».

– Ну и долго мы сиднем сидеть вознамерились? Что, приятно впустую чужое время тратить, барон? – раздался откуда-то сверху насмешливый голосок бывшей возлюбленной.

– Голосок смени, а то ненароком полы замараю… – решил немного поиздеваться над затворником моррон.

– Хорошо, – на удивление быстро согласился колдун уже голосом Мартина Гентара, – хотя я лично сильно сомневаюсь, что вы, человек… извините, моррон благородного происхождения, представитель такого знатного и славного рода, осмелитесь поганить полы в доме ваших предков… Фи!

– А ты еще Лоркиным голоском пропищи, и увидишь, что выйдет! – продолжал веселиться Штелер, которому было так приятно хоть ненадолго, хоть немного выйти за жесткие рамки отведенной ему роли подопытного кролика, на котором испытываются новые виды иллюзий.

– Второй раз «фи», господин барон! – с укором произнес затворник. – Как не стыдно так отзываться о когда-то любимой женщине? Она же вас все-таки любила, в определенном смысле, по-своему… – съехидничал напоследок враг.

– Все мы кого-то любим, я вот крольчатину обожаю, а дамочки разбитые сердца с пикантным соусом из скупых мужских слез деликатесом считают, что с того? – прокричал моррон в пустоту. – А время, время свое ты сам тянешь. Можешь не выходить, коль рожи своей стесняешься, давай так поговорим, но по делу!

– Нет у меня с тобой никаких дел и быть не может, – с тяжким вздохом произнес мерзкий колдун голосом Анри Фламера и замолк.

Сколько ни взывал моррон в пустоту, сколько ни пытался разозлить или задобрить колдуна, а ответом были лишь молчание и омерзительный запах, вдруг откуда-то появившийся в холле. Вначале Штелер принюхивался, пытаясь определить его природу и источник, но затем был вынужден оторвать от подкладки рваной штанины лоскут материи и заткнуть им нос, настолько сильными и отвратными оказались быстро распространившиеся по помещению флюиды. Колдуну надоело ждать, надоело, что гость просто сидит и не идет в новую западню, навстречу новому испытанию. Когда антракт между актами затягивается, служащий театра использует колокольчик, но затворник знал куда более действенное средство, чтобы заставить единственного актера выйти на сцену и продолжить прерванное представление.

Первым делом барон направился к лестнице, но не смог не только ступить на нее ногой, но даже взяться за перила. Путь наверх, к апартаментам и залу торжеств, преграждал невидимый барьер, который не могли преодолеть ни твердое, ни жидкое тело. О последнем экспериментируемый моррон узнал, поскольку с досады плюнул на лестницу. Не просто капля слюны – а символ досады и презрения – на секунду повисла в воздухе, а затем медленно поползла вниз, оставляя на прозрачной поверхности барьера неприятного вида след.

Крайняя дверь слева, ведущая к комнатам прислуги и в кухню, была запертой изнутри, так что барону пришлось отказаться от надежды подобрать потерянное в бою с иллюзией симбиота оружие. Из трех остальных дверей открылась лишь крайняя справа, и то не с первой попытки, как будто злодей-невидимка придерживал ее изнутри, решив в отместку немного поиздеваться над осмелившимся ему перечить подопытным.