Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович

Зубра освежевали, мясо разложили по сумкам. Воевода поторапливал, принцесса едва не ревела, все почему-то спешили покинуть земли дикой Кунигундии, и мы выступили в путь, дожевывая на ходу и разбрасывая кости с лохмами мяса по кустам.

Воевода, он ехал со мной рядом, начал рассказывать о походах, сражениях и жарких схватках, когда дрались на стенах крепостей, в чистом поле и в лесу, сходились в двобое с самыми прославленными рыцарями из земель Двенадцати Столбов, земель Девяти Палиц даже из странной заморской Семиморья, откуда приезжают купцы с разными диковинками.

Дорога вышла из леса, но по лесной привычке петляла, хотя степь вроде бы ровная как поле стадиона. К полудню миновали огромные до небес стены древнего града, сложенные из гранитных глыб, видели издали красные будто политые кровью селения странных людей из красной глины, видели землянки ночных людей, накрытые зелеными ветками,

Всезнающий воевода заметил, что дорога пройдет мимо знаменитого старца Листогрыза, который сто лет жил в лесу, питался листьями и дождевыми червями, но получил в дар от богов леса способность понимать язык зверей и птиц, а когда вернулся доживать старость в родное село, обнаружилось, что может еще и предсказывать людские судьбы, снимать порчу, а также отыскивать пропавших коз и указывать, где куры тайком несут яйца.

Принцессе тут же загорелось повидать мудрого старца, Роландур поморщился, можно было проехать мимо, но смолчал, отряд свернул в село. Слугам велели напоить коней, надолго не задержимся, а нас отвели на деревенскую площадь.

Домик старца был стар, готов был развалиться от любого толчка. Над дряхлым крыльцом на солнце рассыхался широкий навес, а на ступеньках сидели трое мужчин, двое крепких деревенских мужиков, а посередке седой как лунь, дряхлый, что вот-вот рассыплется, сгорбленный старик с длинными седыми волосами и длинной белой как снег бородищей.

Принцесса, радостная как бабочка, спросила звонким щебечущим голосом:

– Вы в самом деле можете предсказать судьбу?

Старик поднял склеротические веки, красные от множества проступивших прожилок, глаза почти белые от старости, бесцветные губы подвигались, но смолчал. Один из мужиков встал, поклонился:

– Он все может, знатная господа. Хотите узнать свою?

Принцесса на миг замялась, на щеках выступил яркий румянец, голосок стал потише:

– Я свою знаю. Я спросила просто так...

Мужик спросил герцога:

– Хотите узнать вы?

Он замялся точно так же, как и принцесса, глаза забегали по сторонам, ответил осевшим голосом:

– Моя судьба известна мне даже по дням.

– А вам? – спросил мужик воеводу.

Тот покачал головой, сразу помрачневший:

– Удавлю, если скажешь. Я и так, увы, знаю...

Меня спрашивать не стали, варвар, а варвары непредсказуемы. Варвары сами строят свои судьбы.

Мы довольно глупо переглядывались, пора уходить, а какого же черта тогда делали крюк, заезжали сюда, и герцог спросил надменно:

– Ладно, один вопрос... Что сейчас делает мой отец?

Под нашими взглядами он выпячивал грудь, даже привставал на цыпочки, плечи разводил так, что трещала мантия.

Старец ответил слабым монотонным голосом:

– Кормит свиней в веси Заречной.

Принцесса ахнула, а герцог отшатнулся, затем побагровел как рассерженный индюк:

– Да как ты... Да как смеешь! Измена! Он подкуплен! Мой отец – владетель северных болот Куявии! Он сейчас сражается с проклятыми артанами!

Мужики вскочили, один дрожащими руками налил в кружку холодной воды, другой швырнул на жертвенник ломоть мяса. Зашипело, взлетели короткие злые брызги. Запах горячей плоти потек в воздухе, старец вдохнул глубже, сказал все тем же слабым голосом:

– Все верно, владетель северный болот Куявии сейчас сражается с артанами. А ваш отец кормит свиней в веси Заречной.

Герцог орал, брызгал слюной, мы с воеводой ухватили под руки, утащили. Воевода сорвал у герцога с пояса ножны с мечом, передал его слуге. Старец, казалось, тут же задремал, совершенно равнодушный к крику и воплям.

Когда мы снова были в седлах, а село с провидцем осталось далеко за спиной, воевода сказал успокаивающе:

– Ну, свинья его отец или король, сейчас неважно. И от свиней дети получались хорошими, а от королей... Так что какая нам разница? Нами еще не такие свиньи правили. А наш герцог и есть герцог: сильный, здоровый, а мечом владеет так, что не всякому мордовороту.

Я оглянулся. Далеко позади герцог склонился в седле к принцесса, та гордая как пончик, ехала на своей веселой кобылке, седло под ним сдвинулось на бок, вот-вот съедет вовсе под брюхо.

– Что происхождение? – согласился я. – В любом мире важнее владеть мечом.

– Меч порождает власть, – ответил воевода мудро. – Эх, теперь уже точно доживать мне век в самой дальней конюшне... За то, что посмел вырвать меч из руки самого герцога... И когда детвора увидит как я убираю за конями, поверит ли, что я в одиночку сразил горного великана? Засмеют. Ну, не засмеют, наши дети старость уважают, но переглянутся за моей спиной: мол, привирает старик. Не проверишь ведь. Уже сейчас на коня влезаю с седального камня, а рассказываю, как прыгал в седло прямо из окна высокой башни!.. Нет, я в самом деле сразил. Правда, не думал, что победю.

Я поинтересовался:

– А зачем же дрался?

Он взглянул искоса:

– Ты, наверное, их этих... новых? Мы, старшие, деремся потому, что для нас стыд страшнее смерти. Отступить и спасти жизнь, но как жить?.. Даже если бы отступил перед горным великаном, всю жизнь меня бы грызло изнутри. И загрызло бы! Нет, я пошел, потому что для меня выбора просто не было.

Этот день был настолько удачен, что одолели почти половину оставшегося пути. Если ничто не помешает, завтра днем копыта наших коней уже простучат по земле принцессы...

На ночлег расположились уже привычно, а я, наскоро поужинав, расположился чуть в сторонке под деревом. Ветви нависают как крыша, уютно, надежно, в десятке шагов дремлют у костра стражи, непривычно тихо даже в шатре герцога, чем-то похожего на Геракла: тот тоже был сыном двух отцов.

Я лежал с закрытыми глазами, делал вид, что сплю, но сердце колотилось мощно, кровь горячими потоками переливается по всему огромному телу, разнося чертовы гормоны, накапливая их уже не только внизу, но даже в ушах, в кончиках пальцев, выбрасывая через поры кожи в воздух, так что вокруг меня стоит незримое облако, от которого прядают ушами кони, беспокойно ворочаются в подземных норах звери, а летучие мыши так и вовсе принюхиваются шумно как лоси на водопое..

Тихонько шелестнуло. Звук был настолько тих, словно муравей сдвинул песчинку, но по моим оголенным нервам это стукнуло как палкой по голове. Я напрягся, весь превратился в слух, чувствуя как растет трава и журчит вода в дереве, к стволу которого придубился.