Узкие улочки жизни - Иванова Вероника Евгеньевна

Выбеленная штукатурка стен, протравленный темной морилкой брус, массивные ставни с медными уголками и старчески поскрипывающими петлями. Да-да, именно ставни, а не практичные и современные ролль-шторы! Все сохранено точно таким же, каким было полтора века назад. Хотя дом уже тогда строился лишь с намеком на типичные дома старой Европы, он вписался в отведенное место наилучшим образом. Стройный, вытянувшийся вверх на три этажа, с двух сторон поддерживаемый более старыми домами-братьями, легкомысленный и беспечный… Сразу и не скажешь, что внутри него скрывается одно из самых странных и таинственных частных предприятий Ройменбурга. Хотя, таинственность имеет обыкновение возникать вовне, а вовсе не внутри какой-либо вещи или событий. Любопытные вопросы рождаются от недостатка осведомленности у непосвященных наблюдателей, тогда как непосредственные участники не видят в своих занятиях ровным счетом ничего необыкновенного.

Откройте любую ройменбургскую газету на странице с рекламными объявлениями, только не задерживайте взгляд на пышных заголовках салонов гаданий и предсказателей судьбы, а сразу направляйтесь в левый нижний угол, и ищите скромную рамку, сплетенную из трилистников клевера. А потом прочитайте заключенный в нее текст, но не спешите смеяться или недоуменно поднимать брови, ведь все написанное — правда. Чистая, как вода горных источников, на которой варится любимое пиво горожан. «Мы не торгуем счастьем, мы устраиваем свидание с ним. Дальнейшее зависит только от вас.»

Метеосводка обещала хмурый день, но это не повод оставлять ставни закрытыми. Порядок есть порядок, как любит приговаривать немецкая половина моей души, работа есть работа. В будни прием посетителей начинается чуть позже десяти часов утра, но персонал, разумеется, приходит заранее. Вернее, заранее приходим я и моя грубая мужская сила, потом начинается непродолжительное сражение со ставнями и дверным замком. Монстр, преграждающий путь в салон, нуждался в замене вот уже лет семьдесят, но леди Оливия категорически запретила приглашать мастера и тем более, самостоятельно копаться в недрах бронзового чудовища, дабы «не посягать на неприкосновенность чужого жилища», и туманно обронила что-то вроде «в решении любых проблем разумнее использовать переговоры, а не насилие». Доводы о том, что нежелательной прикосновенности может подвергнуться наше жилище, то бишь, салон, успеха не возымели. Признавать за дверным замком право на самоопределение вплоть до самоотделения я не хотел до тех пор, пока не простоял битый час, прячась от дождя под узким козырьком подъезда и посылая проклятия на головы всех, кого мог припомнить, начиная от неизвестного мастера скобяных дел и заканчивая самим собой, не догадавшимся захватить маслёнку. В конце своей, как сейчас помню, искренней и проникновенной речи, я отчаялся настолько, что обратился непосредственно к замку с предложением открыться, если он, конечно, желает, чтобы хоть один человек за сегодняшний день обрел долгожданное счастье. То, что произошло дальше, не поддавалось ни малейшей, привычной каждому из нас с рождения логике: я отчетливо услышал, как язычок замка щелкнул без участия ключа, и дверь ушла из-под опиравшейся на нее моей спины… Не нашедшее объяснения происшествие повлекло за собой два существенных изменения в материальном и нематериальном мире. Во-первых, я перестал ругаться с замком, а во-вторых, заменил коврик в прихожей на более мягкий и не елозящий по полированному паркету, потому что когда моя пятая точка познакомилась с приспособлением для очистки обуви, я имел честь прокатиться на нем до противоположной стены и прослушать бой напольных часов непосредственно над головой.

— Доброе утро!

Ранний прохожий, решивший, что я обращаюсь к нему, рассеянно буркнул в ответ: «Доброе», и пришлось вежливо раскланяться, чтобы не создавать впечатления сумасшедшего. Хотя, опасаться нечего: даже если мое поведение покажется странным или неуместным, ни упрека, ни более серьезных последствий не будет. Каждый имеет право на свободу быть таким, какой он есть, не больше и не меньше. До тех пор, пока не станет лезть со своей свободой на чужую территорию, разумеется.

Замок щелкнул, приветливо, но слегка злорадно, словно подхихикивая надо моими злоключениями.

— Смейся-смейся, — равнодушно разрешил я. — Только когда нагрянут октябрьские туманы, не проси меня о свежей смазке.