Молодой маг Хедин - Перумов Ник

Но огромная, великая сила Предела сама не ведает собственного могущества. Дело за малым — найти такого Истинного Мага, что сам захочет рискнуть.

(Комментарий Хедина: не верю!)

Однако как же найти их, где вновь отыскать дорогу к таинственному замку Утгарда-Локи? Отец Дружин направил Слейпнира на восток, через пустой Ётунхейм, через заснеженные равнины и горы — дальше и дальше, навстречу солнцу.

Интересно, кто теперь присматривает за ним?..

Миновал день, и миновала ночь, утренняя заря занималась прямо перед несущимся по воздуху всадником. Внизу лежала земля, молчаливая и тёмная, укрытая одеялом вечных снегов, пронзённых копьями мрачных елей, ухитрявшихся выживать даже здесь, среди не знающей конца зимы. Эти ели казались Старому Хрофту такими же вечными и одинокими, как он сам, — семена не прорастут на снегу, новая поросль не взойдёт, но старые деревья стоят, неподвластные времени, пока не встретят смерть под топором дровосека.

Впрочем, рубить здесь было некому — ни зверя, ни человека. Один застывший навсегда лес, куда в некий час явилась стужа, засыпала землю снегом, да так всё и оставила.

Да, это было здесь. Память бога Одина не слабеет с годами, цепко держится за каждый день, за каждый миг настоящей жизни.

Вот торчат из-под снега обломанные, потемневшие пни — не сюда ли рухнула тяжеленная рукавица ложного Скримира? Но… это ж невозможно, немыслимо, с той встречи миновали века!

Старый Хрофт долго стоял на краю лесной прогалины. Нет, никаких следов. Забыл вечномятущийся воздух, забыла быстротекучая вода, забыла даже твёрдая хмурая земля. Если когда-то тут и оставался след чужой магии, его давно нет. Его убрали.

Убрали? — сощурился Отец Дружин.

Да, убрали, — сказал он себе несколько мгновений спустя. Земля помнит боль ожога, заменившего следы иномирового волшебства. Убирали новые хозяева Хьёрварда.

И наверняка неспроста.

Здесь нечего больше делать, надо возвращаться в Ас…

Стой. Нет никакого Асгарда. Некуда возвращаться, сперва нужен новый дом, подобный тому, что он уже возвёл один раз. Но на сей раз — здесь, в Хьёрварде, невдалеке от границ пустого Ётунхейма, чтобы всегда напоминал о прошлом, чтобы не давал зарасти ранам, не дал утихнуть ненависти.

Кто не отомстил — тот не муж и не воин.

И уж конечно, не бог.

Мрачным возвращался в Восточный Хьёрвард Отец Дружин. То, на что он надеялся — отыскать след былой магии Истинных, — не удалось. Слишком самонадеянно, корил он себя. И потом… просящего в этом новом прекрасном мире презирают. Просящий слаб, он отдаётся во власть того, кого просит. Просимого. В его дни и века всё было по-иному, люди ещё назовут те времена Золотым Веком. «Просящего — одари и прими как лучшего друга; сторицею вернётся отданное от чистого сердца».

(Комментарий Хедина: нет, времена Древних Богов так и не назвали Золотым Веком. Не надо обманываться, время идёт вперёд, сильный черпает силу в прошлом, но смотрит в будущее.)

Один поворотил Слейпнира назад к населённым областям — искать место дому.

Но — никак не мог остановиться. Хотелось смотреть и смотреть, жадно замечать всё изменившееся, вспоминать, сравнивать.

На дальнем севере, невдалеке от Гнипахеллира, на безжизненном некогда Рёдульсфьёлльском камне, поднялись густые леса — настоящий сад, невольно подумал Старый Хрофт, приближаясь к ним с востока. За его спиной вставала заря, нежно-розовая, бестревожная, мягкая — словно и не случилось ничего, словно и не лилась кровь на Боргильдовом поле.

Что-то заставило Одина оглянуться — наверное, давняя привычка, «чтобы за спиной всё чисто было».

В рассветных лучах мелькнула тонкая точёная фигурка, почти тонущая в розоватом сиянии. Мерно взмахивали белоснежные крылья, грациозно и почти лениво, но неведомое существо неслось с такой быстротою, что уже настигало самого Слейпнира.

Волшебный жеребец тоже почуял неладное, выгнул шею, тревожно захрапел, словно норовя остеречь седока.

— Остановись, — похлопал его Старый Хрофт. — Жаждущему беседы — ответь. Даже если потом он окажется врагом.

(Комментарий Хедина: Отец Дружин наверняка приукрашивает…)

Прикрывая глаза ладонью, Один следил за стремглав нёсшейся фигуркой.

Та резко взмыла вверх, сложила крылья — и замерла рядом с восьминогим жеребцом, стоя на воздухе так же свободно и спокойно, как он сам.

Девочка, или очень юная девушка, по людским меркам на вид — лет тринадцать. Чуть курносый нос, веснушки, ямочки на щеках, большие глаза цвета молодого янтаря и поток ничем не обременённых волос — точно вороново крыло. Белейшая туника до середины икр, блистающие тонкие браслеты охватывают запястья и лодыжки. Она вся словно светится изнутри, и свет её не обжигает, не слепит, он мягок и умиротворяющ.

— Здравствуй! — звонко говорит девушка и улыбается, на щеках играют ямочки.

Мрачно и угрюмо смотрит Отец Дружин, невольно вспоминая собственных дочерей и самую младшую из всех, Рандгрид…

Но заговоривший первым и приветствовавший тебя благословен, ему надлежит ответить со всем вежеством.

— Привет и тебе, крылатая дева. Быть может, ты нуждаешься в помощи? Быть может, преследует тебя враг или кто иной, задумавший причинить тебе ущерб? — отвечает бог Один додревней обрядовой фразой, и девушка звонко смеётся.

— Благодарю тебя, странствующий на восьминогом жеребце, но нет, никто не грозит мне и не задумывает причинить мне ущерб, — она хихикает, в глазах пляшут весёлые искры. — Я просто хотела глянуть… а можно его погладить? — тонкая ладонь протягивается к подозрительно косящемуся на незнакомку Слейпниру.

— Только если он позволит, — говорит Старый Хрофт, изо всех сил стараясь сохранить достойную изгнанника мрачность. — Слейпнир своенравен, и даже я не могу сказать, кого он примет, а кого и куснёт. Но прости мне, что не назвал своего имени тебе, крылатая дева, я…

— Ой! — щёки девушки заливает стремительный густой румянец. — Древний бог Один, я не желала обидеть тебя. Но… Ярмина имя мне, владыка солнечного света великий Ямерт — отец мне, а хранительница звёзд Явлата — мать. Я же управляю утренними и вечерними зорями, таков мне поставлен урок.

— Дочь пресветлого Ямерта, но разве не знаешь ты, что я был врагом отцу твоему? Разве можешь ты говорить со мной? Разве не разгневается на тебя твой родитель, коего должно почитать?