Золотой ключ. Том 3 - Эллиот Кейт

Девять из десяти марейасов ушли на стирку, дешевое вино, два новых галстука, ваксу для ботинок и хлеб для грязных, нищих детишек, чьи несчастные лица тронули его сердце. Ему было горько, что Элейна обеспечивает их жизнь в гостинице. Но что ему еще делать? Продолжать жить с ней под одной крышей и рассчитывать на то, что настанет день, когда он сможет с ней расплатиться? Рохарио ничего не умел — естественно! Что должен уметь сын благородных родителей? Его скромный талант рисовальщика мог бы прокормить его в какой-нибудь заброшенной деревушке, но не в Мейа-Суэрте. Он ни на что не годился — оставалось лишь идти в Палассо и просить прощения у отца, а затем вернуться к своей прежней жизни. Такая перспектива его совершенно не устраивала.

Элейна набросала углем на полотне огромную картину, которую повесили на стену обеденного зала гостиницы Гаспара, — по ней она потом будет делать фреску. Теперь каждый день по возвращении домой Рохарио находил новый фрагмент картины, написанной яркими красками на белом грунте.

Гаспар был изображен с глазами, излучающими щедрость, и румяными щеками — настоящий покровитель искусств, раздающий блага всем, заслужившим его расположение. Дверной проем украшала виноградная лоза, в нишах колосилась пшеница — такая красивая и натуральная, что хотелось потрогать золотистые стебли рукой.

Каждый день, останавливаясь рядом с мольбертом Элейны, Рохарио находил новые наброски для контрактов — “Завещания”, “Деяния”, “Смерти”, “Рождения” и “Помолвка” для дочери маэссо Сеспиарре и сына портного.

Чем больше Элейна работала, тем совершеннее казалась Рохарио ее красота. Для нее наступила пора цветения.

— Сначала они приходили потому, что я — молодая женщина, — сказала Элейна, — из любопытства. Они хотели посмотреть на рыбу, которая может жить без воды, или собаку, умеющую ходить на двух ногах. А теперь они приходят, потому что знают: я хорошо владею своим ремеслом. — Она подняла на Рохарио глаза, и его сердце чуть не выскочило из груди, но он ничего не сказал. — А вы?

Он пожал плечами.

Оглянувшись по сторонам, она вытащила из толстой пачки лист бумаги.

— Посмотрите, — предложила она, понизив голос. Рисунок удивил Рохарио: он не узнал изображенного на листе помещения. Стоящие полукругом скамейки поднимались вверх, как в театре. Потом он сообразил, что это — собрание Парламента.

— Элейна!

— Бассда! — прошептала она. — Вам нравится?

— Вас могут арестовать!

— Никто не докажет, что это моя работа. Я собираюсь сделать несколько рисунков пером и чернилами для маэссо Асемы — он превратит их во множество плакатов. Конечно, можно напечатать слова, но многие ли знают грамоту? А как быть с женщинами, которые в состоянии только вести счета и читать Святые Книги. “Завещания”, “Деяния”, “Смерти”, “Рождения” и “Помолвки” — любые контракты делаются в картинах, почему бы не представить в рисунках и протесты. Слово имеет множество значений или никакого. А если идеи либертистов получат воплощение в рисунках, большинство мужчин и женщин поймут, о чем идет речь.

— Но почему вы это делаете? Она не скрывала своей тревоги.

— Частично из-за того, что не доверяю Асеме. Если я помогу либертистам, то он не станет выдавать мое местонахождение Грихальва.

— Вы сказали, что им все равно, где вы находитесь.

— Я на это надеюсь, но уверенности у меня нет. А кроме того, Рохарио, разве либертисты просят так уж много? Люди, которые платят налоги, введенные Великим герцогом, хотят участвовать в их обсуждении. И чтобы Великий герцог и другие дворяне подчинялись тем же законам, что и остальные жители Тайра-Вирте. — В ее голосе слышалась горечь. — В Палассо Грихальва все обстоит точно так же. Одним даны огромные привилегии и права, другим — ничего.

— Да, их требования не так уж чрезмерны. Элейна спрятала рисунок среди других и снова отвернулась к мольберту. Вдохнула запах краски и скипидара.

— Извините, мне не следовало осуждать вашего отца.

— Элейна, я хочу, чтобы вы знали, — вы можете говорить мне все что пожелаете!

Она снова улыбнулась, но словно издалека, и вернулась к работе.

На следующий день, околачиваясь в винной лавке и размышляя, стоит ли истратить последний марейас на бутылку приличного белого вина и отнести ее в качестве подарка Элейне, Рохарио услышал, как владелец лавки жаловался одному из покупателей: