День револьвера - Уланов Андрей

— Ужин был хорош, — возразила девушка. — И Малкольм предоставил нам ночлег. Это — уже много.

— Я и не говорю, что ужин был плох, — проворчал гоблин. — Давно так не обжирался. Слышь, эй-парень, правда, что ваши правильные отшельники жрут одних мокриц?

— Акрид, — поправил я. — Святые отшельники питаются акридами.

Что собой представляют эти самые акриды, я точно не знал, да и знать не желал. К счастью, Малкольм тоже не считал нужным придерживаться библейской диеты — у него было много мяса, и демон отлично умел его готовить. Жаркое… м-м-м… не маячь на горизонте Шарго, я бы задержался тут на недельку-другую.

Бум! Бум! Бу-бум!

Странно, но судя по звукам, эта тварь не пыталась прокопаться сквозь дверь — удары доносились откуда-то сверху. Бум! Бум! Она что, притащила из своей преисподней паровой молот?!

— Надеюсь, этот потолок достаточно крепок, — опасливо пробормотал я.

— Он выдержит.

Голос Малкольма звучал весьма уверенно. Впрочем, для Лиссы его оказалось мало.

— Я слышу, как стонет камень, — произнесла она. — Еще немного и скала начнет осыпаться.

— У меня тоже хороший слух, — с улыбкой ответил демон. — Но повода для беспокойства нет. Я уверен, все будет как обычно.

— Как обычно?

— Они всегда начинают сверху, — сказал Малкольм. — Из-за креста. Приблизиться к нему они не в силах…

— И это их здорово злит, — вставил гоблин. — Потому как для них вид этой штуки — вроде как для человеков железом по стеклу. Только в тыщу раз громче и противней.

— …поняв же тщету своих усилий, они спускаются вниз, к входу в пещеру.

Вз-з-з-ш-ша-р!

Я с огромным трудом подавил желание вскочить и выбежать в «передний» коридор. Уж очень близко раздался этот звук, и он был очень громким. И снова… и еще раз. По спине прошел холодок. Да, дверной камень выглядел очень внушительно, но у меня начинало складываться впечатление, что нынешний гость справляется с ним успешнее предыдущих. Причем всех разом.

— Гр-рхрум! Гр-р-р-м! В-о-о-у-у-у!

Сложно сказать, что было худшим испытанием — скрежет когтей чудовища или его вой. Первое сокрушало камень, грозя добраться до плоти, вой подтачивал душу. «Не от мира сего» — сейчас я осознал новое значение этой фразы. Протяжно-жуткий звук снаружи был именно что «не от мира сего» — он был создан для бесконечных стылых равнин под небесами, от сотворения не ведавшими солнца. Ну вот, опять… ох, лучше бы тварь просто копала.

— Не чувствую охранного контура, — неожиданно сказала Лисса. — Что за магию вы использовали?

— Мисс, — с легкой укоризной отозвался Малкольм. — Мне, как слуге Господа, нет нужды полагаться на магию. Довольно и молитв.

— Хотите сказать, этот камень — ваша первая и последняя линия обороны?

Прежде чем ответить, демон переглянулся с гоблином — и, глядя на ухмылку Толстяка, я понял, что нас ждет какой-то сюрприз. А вспоминая прошлые случаи — вряд ли это будут просто хорошие новости.

— Не совсем.

— Что значит «не совсем»?!

— Терпение, мисс Вей, немного терпения. Проявите эту добродетель, прошу вас. Тем более, — демон чуть наклонил голову, словно прислушиваясь, — осталось уже совсем немного.

— Немного камня, вы хотели сказать?

— Времени. В такие ночи старый ётун плохо спит. Вот, слышите…

— З-зад-д-н-ницей… — отстучал я. Глухой низкий рокот шёл из-под земли — в компании с серией подземных же толчков. Словно на телеге по булыжной мостовой пронесся — летаешь вверх-вниз на пару дюймов и всех мыслей: как бы язык не откусить.

— Просыпается, — с довольным видом произнес демон.

Рокот пропал — заодно я понял, что воя и скрежета когтей твари тоже не слышно — толчки же стали реже и заметно сильнее. Бух! Бух! Бух! Ай! Последний «бух» был особенно хорош — я подскочил на фут, не меньше, и весьма ощутимо приложился копчиком при приземлении.

— Ч-что это?

— Не «что», а «кто», — поправил меня демон. — Это старый Хрюндинг, каменный великан. Он пришел сюда с далекого севера, еще в конце позапрошлой Эпохи.

— В смысле, еще до Декларации Независимости? — уточнил я.

— В смысле, еще до последнего потопа, эй-парень.

Снаружи у монстра из Нижних Миров снова прорезался голос. На этот раз вой был выдержан в иной тональности: в нем явственно слышались дикая злоба, ярость и — как мне показалось — отдельные нотки неуверенности. Звук становился все выше, под конец перейдя в почти невыносимое визжание — и разом оборвался. Дальше последовало рычание, лязг, придушенный взвизг… а затем пещера качнулась у меня перед глазами, словно я выхлебал не меньше галлона виски.