Маг в законе. Том 1 - Олди Генри Лайон

Некоторые с ружьями.

– Православные! – надрывается Ермолай Прокофьич, пока немой дворник продолжает терзать било. – Доколе! стерпим ли?!

И палец тычет зачем-то в перепуганного Тимоху-лосятника, сжавшегося в комок за купеческой спиной.

– Слыхали? Лихие людишки Филата Луковку ни за хрен песий зарезали! А старшую его, Акулину, снасильничали да в омут! убили девку! убили!

– И-и-и! – это Пелагея, Филатова женка.

И разом подхватили истошный вопль: сперва осиротевшие Луковки-безотцовщина, всем кагалом, а за ними любой, кто глотку по чужим страстям драть горазд.

– Православные! Нет сил!

А приказчик с немым уже тянут ящики с дорогой «монополькой», уже суют без счета в жадные руки…

– Имай вражин! бей в душу! Власти далеко, мы рядом!

Льется водка в глотки, рвутся колья из плетней, вот и за берданками побежали, кто сразу не спохватился… движется к окраине безликий зверь толпы.

– Факелы! пали факелы!..

Умен купец. Верно рассчитал. Раз сухим из воды вряд ли доведется, раз хитрый зачин кляпом в глотке обернулся, значит, топи лишних в той воде, закручивай половодьем! – опосля не разобраться, кто прав, кто виноват, кого за шиш убили, кого за большие деньги.

Повязан Кус-Крендель кровавой порукой.

– И-эх!..

Несется по лесу Дикая Охота.

Ближе.

Еще ближе.

Боль. Страшная, привычная. Надо спешить, после увиденного в пламени каждая минута на счету – а торопить боль нельзя. Запретно. Пока переплавится, пока сгорит все, чему гореть на роду написано, пока мука слезная силой сделается, сплавит тело с телом, душу с душой…

Ах, как больно-то!

И все-таки он не вытерпел, Федор Сохач. Мужики завсегда так… бабы – живучей. Дернулся без ума, одним ужасом телесным, шатнул камень мышц; потащил руку из огня Договорного. Чуть кулак не разжал – не кулак, уголь сизый, насквозь прокаленный! – чуть не разжал, да ты не дала, Княгиня. Вцепилась матерью в чадо единственное, что над бездной повисло; разжать не дала, но и не удержала.

Поползла Федькина ручища прочь.

Ан не освободилась.

Пошла вперехлест Друцева лапа с кулачком Акулькиным, в ней зажатым.

Тут-то ты их и увидела: голый ром-вожак, костистый, рослый, из тех коней, что и старыми борозды не портят – и девка не девка, девица не девица, тощая, кожа в пупырышках, а в глазах одно бьется: вытерплю!

Бабы – живучей… ах да, говорено уже.

Зацепились руки за руки: хочешь уйти, а останешься!..

Гори на брудершафт.

– Рашеля… прости.

И сунул Федюньша себя в огонь по плечо.

Чтоб наверняка.

Чтоб болью боль перешибить.

* * *

А пламя возьми да и погасни.

КУШ ПОД КАРТОЙ

или

ПОКАЗАНИЯ ОЧЕВИДЦЕВ

Капель дробно плясала по подоконнику.

И вприсядку, и колесом, и искрами под божьим солнышком, отвлекая людей, соскучившихся по настоящей, не календарной весне, от дел праведных.

Эй, вот она я! любуйтесь!

Впрочем, в данном случае все потуги капели обратить на себя внимание пропадали втуне. Господин полуполковник были крайне заняты: читали свежедоставленный отчет о происшествии и прилагавшийся к нему протокол опроса свидетелей.

Если тихонько приглядеться, любому покажется – их бдительность изрядно скучают. Вон, толстые пальцы, поросшие жестким рыжим волосом, с ленцой листают бумаги, взгляд наискось скользит по строчкам…

Да, все верно, скука томит.

Хандра.

И то сказать! – разве можно со вниманием и трепетом душевным читать эдакую околесицу:

"Уртюмов Ермолай Прокофьев, купец второй гильдии, жительствующий в селе Кус-Крендель Мордвинского уезда, при дознании добровольно и без принуждения всякого показал:

– В ночь с 23-го на 24-е марта месяца сего года, вскоре после полуночи, в ворота усадьбы, где я имею жительствовать, постучался громким стуком Драчев Тимофей, в том же селе проживающий, православный, родом занятий – лесной добытчик. Оный Драчев Тимофей, в явном изумлении находясь, изъяснил, что стал противу воли своей свидетелем убиения, случившегося на лесной заимке, в близкой округе от села Кус-Крендель Мордвинского уезда находящейся. На той заимке, как было мне поведано, имели место быть пьянство и глумление, куда вышеизложенного Драчева Тимофея силой ввергли неведомые ему лица. Следствием указанной пьянки и глумления убиен бысть обыватель того же села Кус-Крендель, крестьянин Луковка Филат, православный. После изложенного преступного действа случилась всеобщая драка, Драчев Тимофей же, воспользовавшись суматохой, сбежал, поспешив уведомить…"