Люди меча - Прозоров Александр

Получалось, что единственным союзником Дерпт ского епископства остался остров Эзель.

— Демон, где сейчас находится эзельский епископ Герман Вейланд?

— В аду.

— Ш-ша! — опять зашипел хозяин замка. Так вот почему союзник не пришел к нему на помощь. Он просто мертв. А значит, единственной силой, которая сейчас способна сражаться за свободу Ливонии — это золото. За свободу Ливонии готовы драться только наемники, и больше никто.

Послышался осторожный стук. В дверь протиснулась упитанная кухарка с подносом, на котором стояла глубокая миска, кувшин с вином и несколько сухих гренок.

— Желаете что-нибудь еще, господин епископ?

— Поставь на стол, и уходи, — отмахнулся хозяин, погружаясь обратно в тревожные мысли.

Наемники… Он смог бы набрать пару тысяч ландскнехтов и содержать их хоть целый год. Однако, с такими силами Дерпт еще можно оборонить — но взять штурмом… Ах, если бы только русские ушли! Если бы можно было начать все сначала, но командуя обороной епископства самому! Или все-таки можно?

Правитель отошел от камина, сел за стол, налил вина в чашу. Потом взял сухарик и обмакнул его в вино, задумчивая крутя в кроваво-красном напитке. Убрать русских из города, убрать русских из города, убрать…

Нет, убрать русских из города мало: остаться здесь в одиночестве, окруженном врагами — долго все равно не продержаться. Русских нужно выгнать из всей Ливонии. Причем надолго, хотя бы на пару месяцев, чтобы успеть набрать наемников, привести их сюда и подготовиться к обороне. Убрать, убрать… Убрать русских…

Он положил почти полностью размокший сухарик в рот, прижал языком к небу, превращая в терпкую кашицу. Откинулся на спинку стула. Ну же, думай, думай! Неужели умный, цивилизованный человек не сможет справиться с ордой безмозглых язычников? Должен быть выход, должен…

— Господин епископ! — хозяин замка поднял взгляд на дверь, приотворив которую в зал вошел, остановившись при входе, начальник замковой стражи. — Воевода Петр Шуйский со многими людьми прибыл. Во двор как раз заезжают.

Епископ поморщился, словно вместо вина ему подсунули горькую редьку, отодвинул миску с вином:

— Убери все это. Прикажи вина французского подать, мяса жаренного, рыбу или еще чего там на кухне есть. Кубки принесите серебряные. И на угощение свиты русской начетник пусть не скупится.

Правитель церковными землями мог относиться к гостям как угодно — но он не был дураком и не собирался обрушить на себя гнев чересчур сильного врага откровенным оскорблением. Побеждать нужно разумом, а не грубостью.

Воевода ворвался в зал, как ураган: бородатый, широкоплечий, сверкающей заиндевевшей кольчугой, пахнущий морозом и свежестью. Быстрым движением развязал и отбросил на стоящее возле камина кресло подбитый темным мехом плащ, протянул руки к огню:

— Рад видеть тебя, господин епископ! Холодит чего-то на улице. И не скажешь, что весна.

Хозяин замка покосился на оставшуюся раскрытой дверь: где там слуги, кухарка с угощением?

— Ваши люди остались во дворе, воевода?

— У кухни поедят, — небрежно отмахнулся гость. — То смерды оружные мои. Холопы, а не дети боярские. Опять же, скучно им разговоры наши разумные слушать. Да и ни к чему. Государь наш, Иван Васильевич, ответ на договор отписал. Просьбы ваши он принял, жалованную грамоту дарует, но некоторые изменения вписал.

— Какие? — священник, словно желая размять ноги, отошел к стене и тихо спросил: — Как его имя?

— Петр Иванович Шуйский… — еле слышно прошелестел темный дух.

— Небольшие. Судить вы можете, как просили, по своим законам. Но за судьей, как на всей Руси принято, должны приглядывать люди честные, из горожан выбранные, и одним из них подьячий русский быть обязан. Апелляции к рижскому суду, для нас чуждому, позволены быть не могут, и коли недоволен кто приговором, дерптскому воеводе может жаловаться. Дела же, которых и воевода решить не посилен, отсылать к царю дозволяется. Монету свою чеканить городу дозволяется, но должен быть на ней с одной стороны герб царский, на другой — городовой. На городовой же печати должен быть царский герб.

— Воля государева нам ясна, — кивнул епископ, в облегчением увидев, как трое послушников несут угощение. — Не желаете откушать с дороги, Петр Иванович?

— Да, господин епископ, не откажусь, — боярин отошел от камина, поморщился: — Темно тут у тебя, хозяин. Хочешь, слюды новгородской тебе пришлю, дабы вместо ставен камнем прозрачным окна закрыть? Оно в мороз греет, но свет Божий не застит?