Демон и дева - Сандему Маргит

Сёренсен не желал задавать Винге вопросов. Она помогла ему отвести от себя самые серьезные обвинения.

Но Менгер и не думал сдаваться! Он вызвал следующего свидетеля, доктора Юлиуссена.

Наверху, на галерее, снова кто-то завозился. Снивель был на своем обычном месте. Он хотел скрыться от людских глаз. За углом стояла готовая тронуться в путь карета. Сначала он не хотел было приходить в суд, вчерашний день оставил слишком неприятные воспоминания. Но ему необходимо было в точности знать, что происходит, чтобы при случае вмешаться и снова отложить судебное заседание.

Ответы Винги отразились на широком, как полная луна, лице довольной улыбкой. Нет, лицо Снивеля напоминало скорее огромную грушу.

Он снова прикрыл глаза. Что это еще за доктор Юлиуссен?

Этот доктор ходил за больными родителями Винги. Они умерли у него на руках.

Доктор рассказал, что первым умер Вемунд Тарк. Он мучился страшными приступами удушающего кашля. Все произошло очень быстро. К счастью для него. Чем дольше больной жил, тем больше мучился.

Менгер спросил:

— А адвокат Сёренсен приезжал к больному в последнюю неделю жизни?

Доктор взглянул на адвоката. С каким желанием он был бы сейчас далеко-далеко отсюда… Сёренсен достал большой носовой платок.

Доктор был терпелив. Он ждал, пока Сёренсен не прочистит нос. Процедура длилась долго. Потом Сёренсен начал промокать платком лицо, в чем не было никакой необходимости. В конце концов ему пришлось оставить платок в покое.

— Да. Я видел его. У этого человека хорошо запоминающаяся внешность. Да, он был там. Выражал соболезнования.

— Что? Он приехал туда после смерти Тарка?

— Да.

— Объяснитесь, адвокат Сёренсен.

— Естественно. Это мой долг. Я приехал выразить соболезнования вдове покойного, — с некоторым раздражением отвечал тот.

— Но вы не упоминали об этом визите.

— Я просто забыл. Это верно. Я действительно был там, у тела Тарка. Мы много лет дружили.

— Что ж, спасибо, — Менгер снова обратился к доктору Юлиуссену: — Доктор, а много народа умерло от эпидемии?

— В Гростенсхольмском согне умерли многие. В Элистранде — три работника и члены их семей.

— А фру Элисабет Тарк?

— Нет.

— Нет?

— Я сейчас объясню. Фру Элисабет Тарк была из рода Людей Льда. А члены этого рода редко умирают от болезни. Иногда такое случалось, конечно, но крайне редко.

— Так отчего же умерла фру Тарк?

— Тогда я считал, что ее болезнь протекала очень странно. В последние годы я много думал об этом. Тут что-то не так. А несколько месяцев назад ко мне обратился пациент с точно такими же симптомами. Он тоже умер. Этот пациент был отравлен. Отраву ему подмешали в суп.

— Вы считаете, что фру Тарк тоже отравили?

— Я в этом уверен! В тот раз я сомневался из-за кашля…

— Когда фру Тарк умерла?

— Через два дня после мужа. Смерть ее была быстрой и очень мучительной.

С места Винги послышалось едва сдерживаемые рыдания. Хейке обнял девушку. Она положила голову на плечо Хейке, потерлась щекой об его руку. Как важна была ей сейчас близость человека, разделявшего ее горе!

Вопросы продолжались:

— Когда именно приезжал адвокат Сёренсен? Сёренсен вскочил с места:

— Протест! В чем вы меня еще хотите обвинить?

Председатель заколебался. Он взглянул на галерею, открыл было рот, но так и не успел ничего сказать. Сельский судья отклонил протест.

Председатель больше не осмеливался смотреть на галерею.

— Так когда приезжал адвокат Сёренсен? — снова повторил вопрос Менгер.

— Он приезжал на следующий день после смерти Тарка и за день до смерти его жены.

— А самого Тарка не могли отравить?

— Исключено. Симптомы его болезни в точности соответствовали симптомам дифтерии.

— Но у фру Тарк вы не нашли этих симптомов?

— Нет. Они полностью отсутствовали. Сёренсен попросил слова:

— После этих провокационных обвинений я считаю возможным воспользоваться своим правом на защиту. Я заявляю, что эта молодая дама, Винга Тарк, ненавидела свою мать. Сколько раз я слышал ее злобные выпады против матери. Она не раз желала ей смерти.

— Ложь! — вскричала Винга со слезами на глазах. — Да, мы могли иногда поссориться. Я не всегда была согласна с тем, как меня воспитывали. Но покажите мне тринадцатилетнюю девчонку, которая не разу не протестовала, когда ее пытались слишком рано уложить спать?