Ужасный день - Сандему Маргит

Но было уже поздно.

Властитель Времени настиг их. Они видели, как он проскочил мимо, словно солнечный зайчик на льду, почти невидимый и, в то же время, ослепительно сверкая оружием и доспехами. Габриэл, повисший на руках Натаниеля и Марко, был уверен в том, что настал его последний час. Но Властитель Времени проскочил галопом мимо них, а также мимо Руне и Тувы.

Теперь он бросился в погоню за Халькатлой. Его плащ развевался на ветру, из-под копыт коня летели во все стороны искры — и вот всадник наклонился и схватил ее.

«У нее нет при себе бутылки, — подумал Габриэл. — И Тенгель Злой ненавидит ее за то, что она отвернулась от него и обманула его».

Халькатла отчаянно закричала, пытаясь отбиться от Властителя Времени, но она почти целиком помещалась в его руке, одетой в перчатку.

Все бросились ей на помощь. Руне бежал впереди всех, выкрикивая ее имя в глубоком и искреннем отчаянии. Он бросился за всадником, чтобы стащить его с коня, но в его руке остался лишь лоскут от его плаща. Лоскут этот был таким ветхим и истрепанным, что расползся у него в руке. Руне стоял, держа эти отрепья, видя, как всадник исчез за краем ледника.

Они увидели потом, как он поднялся вверх по горному склону, как раз туда, где должны были находиться Тенгель Злой и Линкс.

— Ах, Халькатла, — жалобно произнесла Тува. — Халькатла…

Властитель Времени направился прямиком к Тенгелю Злому и Линксу. Он примчался, как буря, и, приблизившись к ним, выпустил из рук Халькатлу, так что она беспомощно повалилась на землю к их ногам. Не останавливаясь, всадник поскакал дальше, словно служить кому-то было для него позором.

Так оно и было.

Но это еще раз доказывало, какой властью обладал Тенгель Злой. Не говоря уже о том, какой властью он мог обладать! При условии, что он добудет кувшин с черной водой.

— Прекрасно сработано, — одобрительно крикнул вслед Властителю Времени Тенгель Злой.

Тот даже не повернул головы.

Халькатла поднялась на ноги. Ее попытка к бегству была тут же пресечена Линксом, который, крепко держа ее, повернул ее лицом к Тенгелю Злому.

Но она осталась совершенно равнодушна к тому, что увидела.

— Ну и вид же у тебя, черт возьми, — прошипела она Тенгелю Злому. — Какой же ты безобразный! Но именно таким и бывает тот, кто лежит и гниет в земле почти тысячу лет!

Послышалось шипенье, как от змеи, и отвратительный черный язык высунулся наружу. Халькатла получила зловонный, серо-зеленый плевок в лицо.

У нее перехватило дыхание, но она и не думала склоняться ни перед кем из них. Глаза ее омерзительного предка превратились в узкие щелочки.

— Ты сможешь уйти, если ты…

— Уйти? — перебила она его. И ты хочешь, чтобы я поверила тебе?

Тенгель Злой продолжал более сурово:

— Если ты расскажешь нам о том, кто такой Марко. Теперь мы знаем его имя, и нам известно, что он теперь с вами. Я хочу знать, кто он такой!

Халькатла с усмешкой ответила:

— Он доставляет тебе неприятности? Ты не можешь пройти в долину? Великий Тан-гиль не может снять заклинания, создающие неодолимую стену? Ты слышишь, мерзкая ты тварь? Ты проиграл, властитель и господин! Если только можно назвать господином такую мелкую сошку!

Здесь они могли, конечно, вытрясти из нее больше, но Тенгель Злой был настолько взбешен ее насмешками, что, будучи вне себя, крикнул Линксу:

— Брось ее в Великую Пасть!

— Нет! — закричала Халькатла, но Линкс уже исполнил его приказ.

Тенгель Злой поступил не слишком мудро.

Халькатла оказалась в безвоздушном пространстве. Мир перестал существовать для нее, и она рыдала от скорби, будучи навеки пропащей. Она вовсе не собиралась предавать Марко, но ей следовало бы получше держать язык за зубами. Она была так озлоблена на этих мерзавцев, что явно сболтнула лишнее.

Вокруг нее была темнота. Она летела через что-то невидимое, ощущая лишь порывы воющего ветра. Она летела вниз и вниз… Это было что-то вроде шахты…

Потом она оказалась в абсолютной темноте. Совершенно одна.

И тогда она поняла, почему Великая Пасть вызывала у всех такой страх. Мозг ее теперь был наполнен сознанием того, что ей следовало сделать, будучи живой, что она могла бы сделать, каково было ее предназначение. И угрызения совести по поводу того, чего она так и не совершила, были настолько велики, что ей хотелось просить у кого-то пощады.