Князь Тишины - Гурова Анна

Я опустилась на колени перед руной, спрятала руки в рукава, выгнала из головы мысленный мусор, как нас учили в мастерской. Не знаю, что это за место. Может, я его создала, может, нечаянно в него угодила. Передо мной небрежно сотворенная оболочка – микрорайон Новой Лахты. Остается узнать, что под ней.

С полминуты я сидела, прикрыв глаза, и слушала свист ветра. От обледенелого асфальта одна за другой поднимались волны мороза и пытались пролезть мне под одежду. Вокруг становилось темнее и темнее: на Лахту сходила ночь.

Песня – заклинание. Это же так просто. Оно призывает, и ты идешь.

Ты можешь не понимать языка – его и не обязательно понимать, на то он и тайный.

Ты можешь не понимать, куда тебя зовут, – тем лучше, если бы ты знал, то не пошел бы.

Ты можешь не понимать, чего от тебя хотят, – тем хуже для тебя. Разгадывай вечную загадку, живи в тоске и бесплодной злости.

Но мне не надо идти туда, куда зовет заклинание.

Я уже там.

У меня внутри как будто зажегся свет. Он неожиданно высветил все, что было от меня скрыто, о чем я даже не подозревала. Нравилось мне это или нет, но я увидела сокровенную суть мира поля. На несколько мгновений я заняла место того, кто этот мир создал: смотрела его глазами, думала его мыслями, чувствовала его чувствами. А создал ли? Я ощущала кровную связь, зависимость. Странное двойственное чувство плена и свободы. Так он и воспринимает свободу, поняла я: как абсолютную независимость, полную изоляцию от внешних влияний. Он ценит ее, как величайшее сокровище, но в то же время она доставляет ему страдания. Какие страдания? Это очень просто – одиночество. Атмосфера поля была пропитана таким одиночеством, что даже мне стало жутко.

На меня нахлынуло чувство тоски и одновременно – прилив неестественного энтузиазма. Это были чужие, не свойственные мне чувства. Наверно, их переживают воины, готовясь к безнадежному бою. Энергия мятежа, обреченного на поражение. Но что делать? Против кого воевать в этой пустыне? Одинокий воин с единственной просьбой – покажите мне врага, я хочу знать, кто меня губит!

Свет в голове потух так же внезапно, как и появился. Потрясенная, я сидела на коленях и размышляла об увиденном. Теперь мне не было страшно. Мной владела глубокая иррациональная жалость.

От размышлений меня отвлек знакомый звук дизельного мотора. Я встала, прислушалась. Шум приближался, и вскоре на набережную вывернул «Икарус». Остановившись напротив меня, он гостеприимно распахнул двери. Автобус был пуст; водитель тоже отсутствовал. У меня впервые промелькнула мысль о нереальности происходящего.

«Может, это снова глюки, как тогда, осенью? Может, пора голову лечить?» – подумала я, прикидывая, стоит ли садиться в подозрительный автобус. Но небо все темнело, а ветер был такой пронизывающий… Я вскочила в автобус, нашла сиденье с подогревом, и меня куда-то повезли. «Ну-ну, посмотрим, – думала я, глядя, как за окном проплывают пустые неосвещенные кварталы новостроек. – Если эта бредятина мне мерещится, то это многое объясняет…»

Вскоре мы оказались в Старой Деревне. Казалось, все жители Приморского района снялись с места и куда-то уехали. Зрелище покинутых кварталов вселяло глубочайшую тоску, пожалуй, слишком глубокую для моей юной неокрепшей души.

Миновав по-зимнему мрачный парк, автобус свернул на Школьную улицу. Неожиданно зажглись фонари. В тот же момент автобус обогнала легковушка, потом грузовик. Я несказанно обрадовалась. Похоже, мы въезжаем в обитаемые места! Мы покинули мир поля!

Неожиданно автобус со скрипом остановился, двери распахнулись. Ага, намек понят, подумала я. И вышла наружу.

Я оказалась на улице Школьной, совсем запорошенной снегом. В витринах горел свет, мимо проезжали автомобили, слепя меня фарами. Приключение закончено, весело подумала, побегу-ка я на трамвайную остановку, благо тут и до дома довольно близко…

В трех шагах передо мной снег заносил нарисованную на асфальте кровавую руну, опять ту же самую.

Я остановилась, некоторое время разглядывая руну. Потом подняла глаза. Прямо напротив меня, в торце пятиэтажной «хрущевки», светилось окно с красными занавесками. Рядом с окном стену дома украшал подсвеченный номер «13-6». Одно из двух стекол номера было разбито, но лампочка горела исправно. Окно выглядело смутно и нелогично знакомым: наверно, так бывает, когда встречаешь на улице человека, который, по вашим сведениям, уже лет десять как умер. Я напрягла память и вспомнила.