Маска Локи - Желязны Роджер

Легчайшим движением Гарден перехватил их. Они поплыли от Хасана по длинной S-образной траектории и заняли свое место среди вращающихся собратьев.

Из опыта многочисленных жизней Том Гарден знал множество вещей, о которых Томас Амнет, рыцарь Храма, даже не подозревал.

При все своей искушенности в европейских политических, финансовых, религиозных тонкостях и интригах двенадцатого века, Томас Амнет оставался человеком нормандской Франции. Стремления его были прямолинейны, вкусы незатейливы. Он выучился сражаться широким мечом, колоть и рубить, бросаясь вперед всем телом, как кабацкий скандалист. Его магия основывалась на грубых принципах точки опоры и рычага: нажми здесь, и там возникнет истина. Но сложная ритмика джаза, острое воздействие лизергиновой кислоты, парадоксальная техника айкидо — все это было скрыто от старого крестоносца.

Для Томаса Гардена эти сложнейшие реалии были его жизнью. Дюжиной пар глаз наблюдал он безжалостный процесс становления человеческого духа, проблемы и напряженность, в которых Европа и Новый Свет жили по крайней мере с семнадцатого века. Он знал, что все это началось (словно картинка вспыхнула перед мысленным взором), когда джентльмены отказались от своего утреннего пива и зачастили в местную кофейню, начав работать над великим проектом Просвещения. За этим последовали полифоническая музыка, словари, дифференциальное исчисление, комедии нравов, труды Спенсера, жаккардовое ткачество, орфография, паровой двигатель, венские вальсы, ударный капсюль и барабанный механизм, траншейная война, внутреннее сгорание, четырехтактная гармония, синкопирование, кристаллический метамфеталин, бинарная математика, спутники Земли, волоконная оптика, газовые лазеры и девятизначный персональный код.

Так разве мог Хасан, этот архаичный человек из убогой палестинской пустыни, конкурировать с тем, что Том Гарден знал, умел и чем он стал.

Впрочем, он, конечно, мог попробовать.

Хасан, пропитанный энергией своего яда, запустил заряд в Гардена. Молния вонзилась в ось шара как лазерный импульс в дейтериевое ядро. Гарден поглотил ее и заставил камни вращаться быстрее.

Тело Хасана задрожало и выбросило еще один заряд энергии, непосредственно из четвертого узла, расположенного за сердцем. Он целился высоко, рассчитывая миновать шар и попасть в голову Гардена. Том слегка поднял руки, заслонив лицо осколками. И снова шар принял на себя заряд. При этом он вырос на пять-шесть сантиметров, а скорость вращения опять увеличилась.

— Разрушение Камня, как видно, было ошибкой, — заметил Хасан.

— Сущность разделенная остается сущностью, — согласился Гарден.

— Я не верю этому, Томас Гарден. Твоя западная наука сделала твой разум пленником физических законов. Ты окажешься неспособен проигнорировать принципы сохранения массы и энергии.

Хасан швырнул еще один импульс чистой физической силы, и снова камни вобрали ее, закружившись быстрее. Гардену пришлось раздвинуть руки.

— Чтобы вместить энергию, требуется расход энергии, чтобы поддержать массу, нужна масса, — издевался Хасан. — Пока ты еще в силах ее поддерживать, но следующий удар тебя раздавит.

Палестинец швырнул свой последний выдох, последнюю волну энергии, и глобус вобрал ее. Но ядро шара, которое удерживал Гарден, уже не могло больше притягивать бешено вращающиеся осколки. Они, как шрапнель, разлетелись по касательной.

Ядро рассеялось, словно газовое облако при взрыве сверхновой. Его энергия истончалась, гасла и, наконец, совсем исчезла, едва нагрев воздух вокруг Гардена.

— Бедный мальчик, — проворковал Хасан. — Теперь ты совсем беззащитен.

Жерар де Ридерфорд выбежал из душного сумрака королевского шатра на ослепительный свет палестинского солнца. Пение мусульман поднялось еще на полтона.

Кольцо рыцарей, защищавших королевскую палатку, все теснее сжималось вокруг разбитого колодца и подножия двух Гаттинских столбов. Люди слабели на глазах, буквально таяли в своих тяжелых металлических кольчугах и шерстяных плащах. Они висели на щитах, которые должны были защитить их от океана смуглых лиц и длинных кривых сабель.

Великий магистр Храма набрал в грудь воздуху, чтобы обратиться с ободряющей речью к этим воинам, составляющим всю мощь Латинского королевства Иерусалим. Однако слова застряли у него в горле, и он обреченно выдохнул. Эти люди едва держались на ногах. Один точно направленный бросок сарацинской орды сомнет их, повергнув в смерть или рабство.

Тень скользнула по лицу Жерара — крыло смерти?

Он поднял голову.

С запада на солнце наползало облачко. Его длинный размытый хвост тащил за собой другое облако, большое и темное.

Порыв ветра взбил пыль у ног Магистра.

Ветер был западный. Грозовая туча с пенно-белым верхом и иссиня-черная внизу, наползала на небо со стороны Средиземноморья. Как правило, летний зной в этих горных долинах испарял любую тучу прежде, чем она проплывет над землей миль двадцать. А в этом месяце жара была сильнее обычного.

Пока Магистр смотрел, отдельные облака стали сливаться вместе, концентрируясь в грозовой фронт. Зачем-то он повернулся на восток, туда, куда уплыло первое облачко. Это был путь к Галилее, к мирному морю первых Христовых последователей-рыбаков. Ветер начал разгонять завесу пыли, которая все эти дни скрывала водный простор. Теперь Жерар мог разглядеть край серебристой поверхности, похожий на полоску металла, врезанную в горизонт. Облака, казалось, притягивались к этой полоске, как к магниту.

Еще одно облако вороновым крылом пронеслось над головой, и воздух вокруг Жерара сделался заметно холоднее. Это было странно: ледяное дыхание марта вторгалось в знойный июльский день.

Рыцари вокруг Жерара, разморенные жарой и жаждой, подняли головы и огляделись, словно очнувшись от лихорадочного бреда.

Сарацинскую пехоту пробила дрожь. Восходящий ритм их пения сбился.

Палестинец напрягся, мышцы груди и живота вздулись, готовясь послать еще один заряд. Глаза заблестели, он воспарил духом, возбужденный эликсиром-стимулятором и видимым поражением Гардена.

Том Гарден безучастно ждал. Руки его безвольно повисли. Колени были слегка согнуты, ноги чуть расставлены. Ступни развернуты на песчаной почве под углом сорок пять градусов друг к другу. Для Хасана, надувавшегося для смертельного удара, такая поза врага означала покорность судьбе и ожидание надвигающейся тьмы, она усиливала уверенность ассасина в победе. Но даже новичку в боевых искусствах, только приступившему к изучению путей ки, эта стойка была бы сигналом тревоги. Гарден сделал долгий медленный выдох.