Околдованная - Сандему Маргит

Силье оперлась на колено и сдернула с него рубашку. Потому что перед ним ей не нужно было притворяться, ее застенчивость исчезла, когда она увидела его неприкрытое вожделение. Тенгель наклонился вперед, чтобы снять с нее платье, его пыльцы дрожали, словно он не мог справиться с этим достаточно быстро.

Она гладила его грудь ритмичными движениями, просунула руки под его спину и ощутила игру мускулов, начиная от плеч и до талии. Она почувствовала, что ее собственное тело стало тяжелым и влажно-теплым. Почувствовала, как платье упало с ее плеч, и сама сняла нижнюю рубашку. Теряя голову от необузданного желания, она слышала, как он прерывисто задышал, увидев ее обнаженное тело. Никогда раньше не имевший отношений с женщиной, Тенгель, казалось, не сознавал, что делал. Ее руки ласкали его плечи. Да, плечи были деформированы, но она любила их, как она любила в нем все. Ее руки скользнули ниже, трогая его узкие бедра и ляжки, которые были тверже, чем у фавна. Он немного приподнялся, чтобы согнуть ее колени, в это мгновение она увидела то, о чем говорила ведьма. «О, нет, с этим я не справлюсь», — подумала она. Но он нашел к ней путь, почувствовав, что ее тело было готово его принять. В следующее мгновение она чуть не захлебнулась от боли. Она укусила его в плечо, чтобы заглушить вопль, рвавшийся из ее груди. В этот момент она желала только одного — быть подальше отсюда, но было уже поздно. Все, что она могла сделать — это зажмурить глаза и дать ему возможность брать и давать… Этого они оба хотели почти с их первой встречи. Она почувствовала его ладонь на своей щеке. Прикосновение нежное, полное любви и отчаяния. Отчаяния, потому что он вынужден так ее мучить. Она открыла глаза и заставила себя улыбнуться, чтобы показать, что она поняла и приняла его.

Естественно, к счастью для Силье, все это длилось совсем не долго. Она видела, как изменилось его лицо, и пронизывающая боль сразу отпустила ее. Вместо нее пришла радость, радость оттого, что она сделала его таким счастливым.

Тенгель устало опустился рядом с ней. В комнате слышалось только их дыхание.

— А ты представляешь себе, что мы можем жить вместе, не рожая детей? — прошептал он. В его голосе слышались и радость, и горе.

— Нет, — ответила Силье, стараясь, чтобы он не понял по ее голосу, как она довольна. Она тихо лежала на спине, давая его семени находить в ней путь все дальше и дальше.

— Знаешь, чего я хочу, Тенгель?

— Нет.

— Снова тебя. Тут он засмеялся.

— Ты сумасшедшая, Силье. Хотя я понимаю тебя. Это было так… эгоистично. Это было не так, как я бы хотел.

В его смехе слышалось счастье и отчаяние. Он улегся на спину, прикрыв глаза руками.

— Что мы наделали, Силье? Боже мой, что мы наделали!

— Неизбежное, — ответила она медленно.

— Да. Это должно было произойти рано или поздно.

— Ты раскаиваешься?

Он приподнялся на локте.

— Ясно, что я раскаиваюсь! Но никогда в жизни я не был так… так совершенно счастлив. Что же нам делать, Силье?

Она отрезвела и сказала почти резко.

— Ну, что же, ты мог бы, например, переехать обратно в сарай и считать, что ничего не произошло.

— Нет, — сказал он, потрясенный и виноватый. Только сейчас он осознал, как ранил ее своими словами. — Нет, я не то, разумеется, имел в виду. Теперь мы сожгли все мосты, и мне в голову не приходило оставить тебя. Этого еще недоставало! Я же люблю тебя и знаю, что мы — одно целое, ты и я. Нет, я думал не о нас с тобой, а о том, что может стать плодом нашей встречи.

— Ты же сам говорил, что наследие Тенгеля Злого поражает лишь совсем немногих. И ты им отмечен, а все же ты самый прекрасный человек, какого я знаю. Значит, наследственная сила не всегда злая. И если я по-прежнему должна буду выпрашивать и умолять, то я побью тебя. Ты унижаешь меня сверх всякой меры, Тенгель!

Он спрятал в ее волосах свое улыбающееся лицо.

— Силье Арнгримсдаттер, я прошу твоей руки. Ты хочешь? Ты не боишься?

— Да! Да, это действительно своевременно! — засмеялась она и оказалась в его медвежьих объятиях.

Ночью они лежали вместе и разговаривали шепотом в то время, как дети спали рядом. Однако они не прикасались друг к другу, так как у Силье все болело внутри. Она не могла пошевелиться.

— Скажи мне, Силье, действительно ли тебе здесь хорошо? — спросил он. — Мне, между прочим, кажется, что это не так.