Пентакль - Дяченко Марина и Сергей

Продавец горько усмехнулся. Покачал головой:

– Нет… На вещи нет управы. А спасти тебя… Вряд ли. Только…

Он замолчал. Взял длинную палку с крюком на конце, снял женский торс, покачивающийся на веревке, деловито примерил на него уродливый пестрый бюстгальтер.

– Что «только»? – выкрикнул Андрей.

Продавец обернулся. У него было очень немолодое, усталое, безнадежное лицо.

– Вещь тебя может спасти. Если у тебя есть… или была… своя вещь. Своя, в смысле – родная. Дорогая тебе. Если найдешь, вспомнишь… она тебя может вывести. Только она. Я тоже… я тогда не успел. Думал всю жизнь – чай, не баба, за вещи держаться… Вот и не вывел меня никто. Вот и купили. Стою…

И продавец снова взялся натягивать купальник на манекен. Андрей смотрел, как ловко и бесстыдно он управляется с женскими трусами. В голове было пусто-пусто. Он тоже не баба. Что такое для мужчины вещь? Машина… Мотоцикл… Яхта… Мотоцикла у него не было отродясь. Мечтал в мальчишестве, но потом бросил. Машина – старая «Шкода» – была объектом не любви, но постоянного раздражения. При слове «яхта» его охватил нервный смех.

Дорогая тебе вещь…

– Талисман! – крикнул Андрей. – У меня в школе билетик был… на троллейбус!.. Я его хранил… Да что я говорю! Кольцо!

И он вскинул правую руку, на которой блеснуло желтым обручальное кольцо.

– Талисман – это не вещь, – сказал продавец, не отрываясь от своего занятия. – Вещь ты покупаешь. Не знак. Не символ. То, что ты используешь и потом выбрасываешь. Да и подумай по чести: много хорошего у тебя связано с этим кольцом?

Андрей смотрел на свою руку. Они с Тоней прожили год в гражданском браке, прежде чем решили, что «подходят друг другу». Обряд в ЗАГСе оказался затянутым и ненатуральным, Андрею все казалось, что это театр…

Перед прилавком снова остановилась тень – очень большая. Она закрывала собой весь базар; огни гирлянды напротив сделались совсем тусклыми. Керосиновая лампа едва мерцала.

– Нет! – закричал Андрей.

Тень задержалась еще на несколько секунд, потом отодвинулась, но не ушла совсем. Встала на углу, будто раздумывая.

– Охо-хо, – еле слышно пробормотал продавец купальников. – Да ведь это…

– Что?!

– Как тебя зовут?

– Андрей…

– Думай, Андрей. Вспоминай. Обжитые вещи не уходят насовсем. А любимые вещи – тем более. Ты видишь их на старых фотографиях. Ты вспоминаешь их, когда вспоминаешь себя. Лучшие минуты… Думай. Иначе тебя купит этот жлобский мебельный гарнитур… До Страшного Суда будешь стоять, продавать кресла. Вспоминай…

Андрей лихорадочно ощупал себя. Летний пиджак – купили вместе с женой на выставке-ярмарке прошлой осенью. Со скидкой. Туфли – из приличного фирменного магазина. Не очень удобные, после долгой ходьбы ноги болят отчаянно… вот как сейчас. Рубашка. Пояс. Простые вещи. Равнодушные вещи. Могли быть эти, могли быть другие…

Если бы он купил себе ту флягу для коньяка, плоскую, к которой много раз приглядывался в сувенирном магазине! Он, пожалуй, полюбил бы эту вещь. И в конце рабочего дня…

Не то!

Мысли путались; тень, которую продавец купальников назвал «жлобским мебельным гарнитуром», смотрела на него. У тени было лицо – круглое, темно-синее, с глазами навыкате. С очень внимательными, холодными, оценивающими глазами.

Нож. Он вспомнил, что подарил себе перочинный нож на прошлый день рождения. Подарил руками жены; та спросила – что купить, он и показал тот ножик. Нож оказался слишком большим, плохо лежал в кармане. И скоро затупился. Подвела хваленая немецкая сталь…

Иногда по дороге с работы он останавливался перед какой-нибудь витриной в центре. На секунду; глядя на вещи за стеклом, понимал, что они ему не по карману, и это портило настроение. Тогда он ненавидел эти чужие вещи – за то, что не умеет быть от них независимым, за то, что они выставлены здесь, в витрине, вызывающе красивые и дорогие, как часть прекрасной жизни, которой Андрей не заслужил – ни для себя, ни для детей…

Не то! Любимая вещь должна принадлежать ему. И вызывать симпатию, а не раздражение…

Закрыв глаза и сжав ладонями голову, он стал вспоминать все мало-мальски значимые вещи, которые окружали его с рождения. Старый платяной шкаф в маленькой комнате, где они жили с родителями. Андрей ненавидел этот шкаф – скрипучий, неудобный. Восьмилетний мальчик мог дотянуться только до двух нижних полок. Треснувшее зеркало на внутренней поверхности дверцы отражало все в искаженном, мрачно-перекошенном виде. А главное – этот шкаф часто фигурировал в его ночных кошмарах. Загромождал всю комнату, падал на Андрея, душил…