Креститель - Прозоров Александр

Когда ведун с боярином вышли из детинца, то заметившие это горожане стали поглядывать на них искоса, но следить никто не стал, а потому, свернув за первым же поворотом, друзья стали никому не интересны. Олег смотрел по сторонам, поражаясь не столько высоким, богатым домам — они в точности копировали хоромы, что строят себе в усадьбах зажиточные бояре, — сколько широким дворам и чистой мостовой. Похоже, в Киеве не испытывали той страшной тесноты, что царила во всех без исключения крепостях и городах, и даже содержали немалый штат уборщиков. Лошади — это ведь не автомобили. Их отходы не улетучиваются в атмосферу, а шлепаются вниз обильными, едко пахнущими кучами.

Они шли и шли, перекресток за перекрестком, а город всё не кончался и не кончался. Ведун уже перестал мысленно оценивать его населенность — всё равно получалось никак не менее сотни тысяч людей. Но когда друзья, наконец, вышли из ворот и по желтой грунтовке начали спускаться вниз, Середин понял, что эту примерную цифру надо умножать надвое — потому что Подол Киеву не то что не уступал, но, похоже, заметно столицу превосходил. Один торг здесь раскинулся на площади, равной размерами Изборску — а Изборск город стольный, не маленький.

Как обычно, базар затягивал, словно омут. Ведь рубашку в первой же лавке не купишь — нужно пройти, прицениться в разных местах, посмотреть, какие продают в одном месте, в другом. Поискать купца персидского или самаркандского — у них цена всегда пониже получается. Опять же, подождать, пока богатырь упряжь у шорника пощупает да нужный размер найдет. Самому то одно, то другое на глаза попадается. Бурдюк козий — хорошо бы купить, а то старый совсем протерся, вот-вот потечет. И флягу небольшую, глиняную — для меда стояночного, али вина хорошего захочется прихватить. Нагрудник конский из желтой меди — для гнедой, что уже не раз с того света вытаскивала. Наконечники для стрел — не для себя, боярин Радул в походе весь припас расстрелял. В итоге проходили они по Подолу половину дня и растрясли свои мошны до самого донышка.

Богатырь, вроде, держался хорошо, но у ведуна ноги болели, словно он опять с Себежской гати сошел. Поэтому за ужином он заморил червячка половиной зайца, двумя жареными перепелками и одной стерлядкой на пару, выпил из вежливости за здоровье Владимира Святославовича пару кубков, а после третьего, за силу богатырскую, вежливо распрощался, поднялся к себе, скинул сапоги и с наслаждением развалился на перине, подняв ноги высоко на столб балдахина.

— Стало быть, молвишь, подождать маленько?

От неожиданности Середин чуть не свалился на пол — ноги со столба соскочили.

— А ты от… — И остановился на половине слова. Понятно, откуда. Зачем они подпятники так мажут, что двери вообще никакого скрипа не издают? Надо же и меру знать.

Пребрана, олицетворяя собой живой укор совести, прошлась до бюро, развернулась перед ним:

— Подождать маленько! Знаешь, каково мне было, когда дворня постель стелить пришла? Что люди теперь подумают?

— А чего они могут подумать, если ты спала одна? — сел на постели Олег и развел руками. — Подумали, что устала очень.

— Устала?! — резко подошла к нему боярышня, толкнула в плечи, опрокинув обратно на спину. — В чужой постели устала?

Середин, словно собираясь подняться, наклонился вперед, подсунул руки под подол платья, повел ладони по ногам наверх, добрался до талин. Никакого нижнего белья на Пребране не было — не придумали еще таких хитростей, — а потому девушка мгновенно оказалась полностью в его власти.

— Я знаю, что ты важнее всех дел государственных и великокняжеских, прекрасная Пребрана, но мне было трудно объяснить это Владимиру. Однако я все-таки вернулся…

Он поднял юбку еще выше и начал целовать пахнущий ромашками впалый живот — похоже, боярская дочка тоже успела посетить баню. Пребрана обняла его за голову, прижала к себе, закрыв глаза и откинув голову. Ведун, не убирая рук, встал — и ситцевое платье оказалось у нее почти на груди. Девушка подняла руки — и одним движением Олег оставил ее обнаженной. В дверь постучали.

— Электрическая сила! — Середин схватил девушку, опрокинул на постель, накрыл краем одеяла и подошел к двери: — Кто там?

— Князь Владимир Святославович тебя, боярин, к себе кличет! — послышался незнакомый ломкий голос.

Олег приоткрыл дверь, окинул взглядом мальчишку лет десяти, одетого так же, как и прочая дворня.