Жребий брошен - Прозоров Александр

— Жестко на золоте, и холодно…

— Да шучу я, друже! — Рассмеявшись, купец хлопнул его по плечу. — Но казну скопим такую, что и князю киевскому в мечтах не виделась! Нешто с таким-то богатством нам ладьи купить не удастся? Верно сказываю, друже? Уходить нам надобно, к Аркаиму мудрому уходить.

— Ты кое-что забыл, Любовод. Если мы отдадим последний из осколков книги Аркаиму, он принесет Урсулу в жертву своему богу.

— Ну и что?

— Он убьет Урсулу, Любовод!

— Ну и что, друже? Я тебе другую невольницу куплю, еще краше. Десять куплю. Да что десять — сотню! Любых годов, любых волос, любых глаз, любого тела: выбирай!

— А ты, друже, ты бы Зориславу свою так на самоцветы поменял?

— Ну, ты скажешь, колдун! — искренне поразился купец. — То же невеста моя любая, жена будущая, мать детей моих, продолжателей рода нашего! А это рабыня простая, невольница, полон торкский. За них на торгу хорошем по две гривны дают и на дороговизну жалуются!

— Ой, мама… — заворочался на полу холоп. — За что же так, боярин?

— Ты вставай, вставай, — предложил Любовод. — Еще и я добавлю. Ты почто правителю про невольницу боярскую рассказал, чучело лесное?

— А разве не правда сие?

— Тебя про правду спрашивают, олух? Ты почто язык распустил? Мы с князем здешним уж и без стражи беседовали, и гостями считались. А из-за слова твоего ныне опять в порубе сидим. Как на дыбу нас для спроса нового поволокут, мы теперича с колдуном на тебя все валить станем. Попробуешь, каково у ката под кнутом оправдания искать.

— Да ведь не солгал я никому, — испугался холоп. — Токмо правду поведал. Как заговорили, так и припомнил, какие глаза у невольницы боярской…

— За то и отвечать станешь. Какие глаза, когда углядел, отчего не признался, куда дел…

Люк распахнулся, вниз посыпались воины — человек шесть. Навалились на пленников, скрутили руки им за спины. Затем вниз неторопливо спустился великий Раджаф, скромно присел на ступеньке лестницы:

— Давай, Вений.

Один из стражников, поставив на попа скамейку, ловко влез к осветительному окошку, просунул под ближнее к стене бревно веревку, спрыгнул, поставил скамейку нормально, ловко связал петлю, повернулся к правителю:

— Кого первого, господин?

— Этого, — указал на Олега великий Раджаф. — Слушай меня, смертный. Ты продал Аркаиму девицу, из-за которой вскорости рухнет вечный и прекрасный Каим, оставленный мне отцом моим, доверенный советом старейшин и жрецов. За это ты будешь предан смерти. Вений, вешай его.

— Давай, — кивнул стражник, — залазь на скамейку.

— Да пошел ты… — предложил ему Олег.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами воин, накинул петлю ему на шею, а потом ухватился за другой конец веревки и повис на ней всем своим весом.

Ведун бодро пробежал к скамейке, запрыгнул на нее, привстал на цыпочки:

— Я не продавал ему невольницу! Не продавал!

— Какая разница — продал, подарил, оставил. Важно то, что Аркаим принес первую жертву, а вскорости принесет и вторую, и третью. Мыслю я, он ждал, когда ты захватишь город, чтобы продолжить обряд. Теперь, вестимо, он станет искать другие пути к всесильной книге. Но вина за то, что искомая жертва находится в его руках, лежит на тебе. Из-за тебя Аркаим принес первую жертву, из-за тебя принесет и другие. Вешай его, Вений.

— Не…

Страж выбил скамейку, и веревочная петля перехватила возглас в самом зародыше. Олег, оттолкнувшись от стены ногой, повернулся к правителю и одними губами произнес:

— Он не приносил… Он не приносил… Он… — От нехватки воздуха голова, казалось, сейчас взорвется, перед глазами скакали желтые искры, и Олег, понимая, что делает это в последний раз, усиленно проартикулировал: — Не приносил!

— Да что он там… — Великий Раджаф недовольно щелкнул пальцами. — Обрежь веревку, Вений! Все это слишком важно, чтобы рисковать.

Стражник выдернул меч и, не останавливая движения, рубанул им у ведуна над головой. Олег плашмя грохнулся на пол, тяжело задышал, медленно приходя в себя.

— Пни его, — распорядился правитель. — И спроси, что он пытался мне сказать?

Ведун тут же получил удар ногой под ребра, захрипел:

— Твой брат не приносил первого жертвоприношения… Не приносил…

— Ты лжешь! Коли это не так, откуда у него сила пробуждать мертвых? Итшахр пробуждается!

— Это сделал… В общем, девушка лишилась девственности на алтаре не его стараниями.