Чужие паруса - Бушков Александр

Представьте, что вы бредете по глухой лесной тропинке, поворачиваете голову – и замечаете, что рядом с вами, держа вашу скорость, топает чувак, без единого звука топает, вас не трогает, на вас вообще внимания ноль. Ваша реакция? В репу заехать для профилактики? Кряхтением пробудить интерес к своей персоне? Заговорить по душам? Впрямую влепить вопрос: «Че надо, братилло?» Убежать?.. Короче, выбор широкий. Ну, некоторое время, согласитесь, вы проведете в недоумении.

Кстати, Сварог, возможно, вообще бы его не заметил, поскольку по морским сторонам в тот момент взглядами не шарил. Сварог в тот исторический отрезок времени расхлебывал последствия тумана. Последствия имели место. И даже серьезные. Чертовы твари из тумана так и не издали своего знаменитого чавканья, зато оставили после себя на бортах и палубе полосы розовой, похожей на лягушачью икру слизи. Слизь смывали с палубы матросы, выливая ведра воды и шустря швабрами; матросы восстанавливали сломанные балясины трапа, ведущего к рубке, и погнутый в нескольких местах фальшборт. Это-то как раз ерунда, а не последствия – если, конечно, не касаться слизи руками. Неизвестно, что из этого может получиться, и касаться Сварог строго-настрого запретил.

Пропал ютовый наблюдатель, тоурантец. Его, конечно, искали, мало ли куда со страху забился, но в успех Сварогу что-то не верилось.

Пожилых людей на «Серебряном ударе», так случилось, было немного, но сердце не выдержало как раз таки молодое – одна из тоуранток скончалась от приступа.

И еще. От маррогов ли, от поганых ли туманов и того, что ползало под их покровом, повредился в уме тоурантец, двоюродный брат штурмана Кулка. Тоурантец забрался в каюту боцмана, заперся там с карабином и запасом патронов. Он не желал слушать ни двоюродного брата, ни дожа, ни капитана. На все попытки заговорить дырявил дверь выстрелом. У Сварога оставалась надежда на Клади, на ее умение внушать.

Сейчас Клади стояла вместе с капитаном в коридоре, возле несчастной двери с пулевыми отверстиями. Здесь же присутствовал и мастер Рошаль.

Клади и наткнулась на Рошаля во время прохождения через Слюну Ловьяда. Масграму чуть было не удалось повторить историю матроса из рассказа Пэвера. Он находился у себя в каюте, когда пал туман. Масграм направился в рубку, но в непроницаемых клубах споткнулся о комингс, упал и крепко приложился головой о стену. Причем неудачно попал на непригнанную заподлицо заклепку и мало того что здорово ушибся – еще и голову раскровенил. Да так и провалялся без сознания, пропустил самое интересное…

– Пока не выходит. Попробую еще, – наконец сказала Клади. – Люди в состоянии стресса воздействию поддаются плохо. Но все же поддаются – в моменты просветления… Я попытаюсь.

– Я тоже, – заявил Тольго и не стал откладывать. – Эй, Баор! Кончай валять дурака! Это я говорю, Тольго, тут со мной твой брат Кулк…

– Сколько нам еще ползти по этим местам, мастер Сварог? – негромко спросил Рошаль.

Ну, насчет того, что они ползли, грам-капитан, положим, сильно преувеличивал – «Серебряный удар» шел на пределе возможностей паровых котлов, как говорят кочегары – с открытой форсункой. Но общее настроение вырваться из области, заштрихованной на карте Ваграна синим, куда их занесло по милости Соленого Клюва, Рошаль выразил верно. Не зря составители карты тратили синие чернила, как показали первые же часы плавания по этой области…

– Еще около двухсот кабелотов, мастер Рошаль. Если приборы, опять же, не врут.

Пэвер на месте Рошаля, услышав столь безрадостное известие, выругался бы от души и потом долго расшаркивался перед баронеттой в извинениях. Старший охранитель лишь скривился, как от приступа зубной боли.

– Он отличный парень, – не в первый раз повторял штурман, чей двоюродный брат держал оборону в каюте. – Это у него пройдет…

– Мы сделаем все, Кулк, чтобы обойтись без крайних мер…

И именно в этот момент снаружи донеслись крики. Оставив остальных возле злосчастной каюты, Сварог выскочил на палубу – вот тогда-то и увидел их нового соседа по океану.

Рядом с «Серебряным ударом» с той же скоростью, что и броненосец, скользил трехмачтовый фрегат. На борту парусника позеленевшие бронзовые буквы выстроились в название «Бурегон». Правда, буква «р» отлетела и свисала на одном гвозде головой вниз. Фрегат шел красиво: быстро, плавно, чуть накренясь, карминовые паруса выгибаются под ветром, которого нет, на кормовом флагштоке полощется вымпел с изображением солнца, разрубаемого топором, на мачте реет флаг с тем солнцем, но уже пронзенным стрелой. Пушечные порты распахнуты, можно разглядеть орудийные жерла. Над ватерлинией фрегата чернеет круглая, как от прямого попадания ядра, пробоина. Паруса тоже изрядно потрепаны – где свисают клочьями, зияют дырами, где и обгорели. На честном слове держатся и некоторые реи, а от «вороньего гнезда» на грот-мачте так и вовсе остался один железный каркас. Как жеребенок к повозке, к фрегату привязана шлюпка, скачет по волнам в кильватерной струе…