Нечаянный король - Бушков Александр

Он разливался соловьем, тыча испачканным красками указательным пальцем в испачканные краской холсты. Сварог мрачно слушал, прикидывая, сколько же угроблено красок и холста, которым можно было найти и полезное применение, – рубашку сшить, вывеску намалевать. Таварош скривился, как от зубной боли. Сварог всерьез опасался, что он вот-вот шарахнет родственничка по голове своим тяжелым мешком с бумагами. По углам зала стояли, как статуи, телохранители с протазанами – им-то не полагалось показывать какие бы то ни было эмоции и чувства, что бы ни творилось вокруг. Даже Мара притихла, не в силах придумать с ходу убойную шуточку.

«В дурдом его, что ли? – угрюмо подумал Сварог. – Интересно, а есть ли здесь дурдом? Как-то не успел выяснить, кто ж знал, что понадобится…»

И тут его осенило. Он даже осклабился от удовольствия. И щелкнул пальцами, громко приказав:

– Карандаш и бумагу! Живо!

За спиной послышался тихий топоток, энергичное перешептывание дворцовых лакеев. Буквально через полминуты кто-то, возникнув за спиной Сварога, почтительно протянул ему большой лист белейшей бумаги и остро заточенный карандаш.

Сварог отмахнулся:

– Это не мне. Отдайте этому господину… Любезный мэтр, не будете ли вы столь любезны нарисовать мне лошадку? Обыкновенную лошадку?

Пухлощекий художник уставился на него изумленно и тупо. Растерянно вертел в руках бумагу.

– Король приказывает, – сказал Сварог с садистским наслаждением.

– Король приказывает, ты слышал? – обрадованно поддержал глэрд Таварош, еще ничего не понявший, но заметно воодушевившийся.

Художник коснулся бумаги остро заточенным грифелем, провел несколько линий. Уронил руки, понурил голову. Едва слышным шепотом сообщил:

– Не получится…

– А почему? – безжалостным голосом коронного прокурора наседал Сварог. – Не умеете, а? Отвечайте, когда вас король спрашивает!

– Отвечать, когда спрашивает его величество! – заорал сияющий Таварош.

– Так не умеете? – спросил Сварог ласковее. – Я правильно понял?

– Не умею, ваше величество, – кивнул художник, не поднимая глаз.

– А домик нарисовать сумеете?

– Нет…

– Кошечку? – не отставал Сварог. – Птичку? Собачку? Уличный фонарь? Вывеску для трактирщика? Что молчите? Выходит, вы умеете только это малевать? – показал он на испачканные холсты. – Ну вот, с вами кое-что проясняется…

– В каменоломни на годик, – в полный голос сказал Таварош. – У нас не одного шалопая таким вот творческим методом воспитали… Государь…

– Ну что вы, право, – сказал Сварог. – Не хотите же вы, чтобы наша держава приобрела среди соседей дурную славу места, где творческих людей отправляют в каменоломни за то, что у них есть свое видение мира… Эй, там, кто-нибудь! Походного казначея сюда.

За спиной опять по-мышиному тихо забегали лакеи. Вскоре в зале появился походный казначей, а в дворцовом просторечии «ходячий кошелек» – здоровенный детина, у которого на поясе висел тяжеленный кожаный кошель с отделениями для золота, серебра и меди. Согласно этикету, ему полагалось всюду сопровождать короля – на случай, если его величество пожелает оказать кому-то высокую милость в виде незамедлительной денежной награды.

– Подойдите сюда, – кивнул Сварог перепуганному художнику. – Подставьте-ка подол этого вашего балахона…

Запустил руки в кошель и высыпал в подол добрую пригоршню золотых монет. Прежде чем художник сумел что-то сообразить, громко распорядился:

– Секретаря сюда. С гербовой бумагой для королевских указов. Доставить этого субъекта на границы государства и разрешить беспрепятственно убраться, куда только пожелает. Назначить пенсион такого размера, чтобы хватило на скромную жизнь. И записать накрепко: если когда-нибудь окажется на территории моего королевства, будет незамедлительно повешен. Одним словом, баниция с веревкой. Сформулируйте сами, как полагается… Такова моя воля, – добавил он обязательную формулу. – Малую королевскую печать. С ее приложением указ вступает в силу. Все.

Откуда-то из-за спины выскочили два молодца в алых кафтанах дворцовой стражи, привычно ухватили художника за локти, вздернули на воздух и бегом протащили к выходу, прежде чем он успел сообразить, что происходит. Следом поспешил секретарь, на ходу посыпавший чернила песком из поясной песочницы.

Таварош смотрел на Сварога восхищенно и преданно. Мара тихонько поаплодировала.