Вспомни о Флебе - Бэнкс Иэн

Бальведа разглядывала свои ступни, выглядывавшие из-под подола длинного мрачно-серого одеяния. Круглый медальон на цепи вокруг её шеи блестел в падающем из коридора свете.

Амахайн-Фролк встал рядом с ней, поднял светящийся жезл и покосился на узника вверху.

— Знаете, я и сейчас ещё почти готов поклясться, что там висит Эгратин. Я едва… — он покачал худой костистой головой, — я едва могу поверить, что это не он, во всяком случае, до тех пор, пока он не откроет рот. Боже мой, эти Оборотни ужасно опасные твари! — Он Повернулся к Бальведе; она пригладила волосы на затылке и опустила взгляд на старика.

— Это древний и гордый народ, министр, и их осталось совсем мало. Могу я попросить у вас ещё одно? Оставьте ему жизнь. Может, он…

Геронтократ замахал на неё своей тонкой скрюченной рукой; его лицо перекосилось.

— Нет! И вы хорошо сделаете, мисс Бальведа, если не станете настаивать на том, чтобы пощадить этого… этого подлого убийцу, этого предателя… шпиона. Неужели вы думаете, что нам легко забыть, как он трусливо убил одного из наших инопланетных министров и выступал в его качестве? Сколько вреда мог бы причинить этот… эта тварь! Когда мы схватили его, двое наших охранников умерли только от того, что он их оцарапал! Ещё один навсегда ослеп, потому что этот монстр плюнул ему в глаза! Но, — с издёвкой продолжал Амахайн-Фролк, — мы вырвали эти зубы. И его руки связаны так, что он не оцарапает даже себя.

Он опять повернулся к Бальведе.

— Вы сказали, их мало? А я говорю: вот и хорошо, скоро станет меньше ещё на одного. — Старик посмотрел на женщину, прищурив глаза. — Мы благодарны вам и вашим людям, что вы раскрыли этого обманщика и убийцу, но не следует думать, что это даёт вам право указывать нам. В Геронтократии кое-кто вообще против всякого влияния извне, и их голоса день ото дня становятся тем громче, чем ближе к нам придвигается война. Вы хорошо сделаете, если не будете настраивать против себя тех, кто поддерживает ваше дело.

Бальведа поджала губы, снова опустила взгляд на ноги и заложила руки за спину.

Амахайн-Фролк опять обратился к висящему на стене мужчине, помахивая в его сторону жезлом:

— Ты скоро умрёшь, обманщик, и с тобой умрут планы твоих господ поработить нашу мирную систему! Такая же судьба ожидает и их самих, если они попытаются захватить нас. Мы и наша Культура…

Узник, насколько позволяли связанные руки, отрицательно замотал головой и громко воскликнул:

— Фролк, ты идиот!

Старик отпрянул, как от удара.

— Неужели ты не понимаешь, — продолжал Оборотень, — что захвата вам не избежать? Идиране рассчитаются с вами, и если не они, то Культура. Вы больше не властны над своей судьбой; война положила всему этому конец. Скоро весь этот сектор, если вы не сделаете его частью идиранской сферы, станет частью фронта. Меня прислали, чтобы просто сказать вам то, до чего вы должны были дойти сами… только не внушайте себе, будто вы обязаны сделать что-то такое, в чём позднее придётся раскаиваться. Ради Бога, идиране вас не съедят…

— Ха! Выглядят они очень похоже! Чудовища с тремя ногами, агрессоры, убийцы, неверные… Ты хочешь, чтобы мы заключили с ними союз? С монстрами в три человеческих роста? Чтобы быть стоптанными их копытами? Чтобы молиться их фальшивым богам?

— У них есть хотя бы один Бог, Фролк. А у Культуры вообще ни одного. — Концентрация на разговоре заставила отступить боль в руках. Он переместил, как сумел, тело и посмотрел на министра. — Они хотя бы мыслят так же, как вы. Культура и этого не может.

— О нет, мой друг, нет! — Амахайн-Фролк поднял руку ладонью к узнику и замотал головой. — Тебе не посеять семена раздора.

— Боже мой, ты просто глуп, старик, — улыбнувшись, ответил Оборотень. — Хочешь знать, кто настоящий представитель Культуры на этой планете? Нет, не она. — Он кивком головы указал на женщину. — Это снабжённый собственным двигателем мясоруб, что повсюду следует за ней, её летающий нож. Ей нравится принимать решения, ему нравится делать то, что она ему говорит, и всё-таки посланец он. Ядро Культуры — машины. Думаешь, раз у Бальведы две ноги и мягкая кожа, то ты должен принять её сторону, но на стороне жизни в этой войне стоят именно идиране…

— Ну, ты-то скоро окажешься по ту сторону жизни. — Геронтократ запыхтел и скользнул взглядом по Бальведе. Агент сквозь опущенные ресницы разглядывала прикованного к стене мужчину. — Пойдёмте, мисс Бальведа. — Амахайн-Фролк повернулся и взял женщину под руку, чтобы проводить из камеры. — Присутствие этого… этой твари куда более противно, чем запах камеры.