Игрок - Бэнкс Иэн

«Фактор сдерживания» предложил ему на время забыть о биотехах и сосредоточиться на вспомогательных играх, которые (если Гурдже будет побеждать) предоставят ему некоторую свободу выбора в использовании биотехов на последующих этапах. Гурдже последовал совету, и получилось неплохо, но он по-прежнему был угнетен и подавлен. Иногда он вдруг понимал, что «Фактор» говорит с ним уже несколько минут, а его мысли крутятся вокруг совершенно других сторон игры, и тогда приходилось просить корабль повторить сказанное.

Дни шли за днями, корабль время от времени предлагал Гурдже подвигать биотехи и советовал, какие наркотики выделить перед этим. Он даже рекомендовал Гурдже брать с собой в постель некоторые из самых важных фигур, держать биотехи в руках, обнимать, словно малых детей. Просыпаясь, Гурдже испытывал неловкость и радовался, что его никто не видит по утрам (но тут же спрашивал себя: так ли это на самом деле; может, опыт общения с Маврин-Скелом и сделал его чересчур мнительным, но он теперь понимал — абсолютной уверенности, что за ним не наблюдают, больше не будет никогда. Может, за ним шпионит «Ограничивающий фактор», может, это следит Контакт, оценивает его… но, решил он для себя, его больше не волнует, следят за ним или нет).

Каждый десятый день он устраивал себе выходной, опять же по рекомендации корабля, и тщательно обследовал судно, хотя смотреть особо было не на что. Гурдже привык к гражданским кораблям, которые по начинке и конструкции напоминали обычные жилища с относительно тонкими стенками и довольно большим внутренним пространством, а военный корабль больше напоминал цельную металлическую или каменную болванку. Он был похож на астероид с небольшим числом полостей и проходов, проделанных для обитающих в нем людей. Гурдже бродил или проплывал по коридорам, которые все же имелись на корабле, стоял какое-то время в одном из трех носовых блистеров, разглядывая неподвижное нагромождение оставшихся здесь машин и оборудования.

Главный эффектор в окружении комплекса защитных дезинтеграторов, сканеров, тракеров, прожекторов, перемещателей и вторичных боевых систем казался громадным в тусклом свете и был похож на линзу глазного яблока с металлическими наростами. Массивный агрегат имел около двадцати метров в диаметре, но корабль сказал (как показалось Гурдже, не без гордости), что, когда все было подключено, он, корабль, мог вращать и останавливать всю эту махину так быстро, что человеческий глаз не успевал даже заметить — моргнешь, а все уже поменялось.

Гурдже обследовал пустой ангар в одном из поясных блистеров. Здесь предполагалось разместить модуль Контакта, переоборудуемый сейчас на ВСК, с которым предполагалось рандеву. Этот модуль станет домом для Гурдже, когда он прибудет на Эа. Он видел голограммы интерьера — помещение было достаточно просторным, хотя и не дотягивало до стандартов Икроха.

Он узнавал понемногу и о самой империи, ее истории и политике, философии и религии, ее верованиях и морали, ее смеси подвидов и полов. Империя казалась ему нераспутываемым клубком противоречий: она была одновременно патологически жестокой и мрачно-сентиментальной, пугающе варварской и удивительно сложной, сказочно богатой и бесконечно бедной (но, безусловно, однозначно чарующей).

Как ему и говорили, во всем обескураживающем разнообразии азадианской жизни одно было постоянным: игра азад пронизывала все слои общества, словно единственная неизменная тема, почти заглушённая какофонией шума, и Гурдже начал понимать, что значили слова Уортила: по мнению Контакта, эта игра сплавляет империю в единое целое. Ничто другое, похоже, империю не сплавляло.

Почти ежедневно Гурдже плавал в бассейне. Корпус эффектора был переоборудован под голографический проектор, и корабль поначалу воспроизводил на внутренней поверхности блистера, шириной двадцать пять метров, голубое небо и белые облака. Но это зрелище скоро утомило Гурдже, и он попросил корабль дать тот вид, который окружал бы их при движении по реальному космическому пространству; наведенный эквивалентный вид — так это называл корабль.

Гурдже плавал теперь под нереальной чернотой космоса и жесткими огоньками медленно двигающихся звезд, уходил под слегка подсвеченную поверхность теплой воды, словно нырял под зыбкое перевернутое изображение самого корабля.

Приблизительно на девятнадцатый день он почувствовал, что начинает кое-что понимать в биотехах. Он уже мог вести ограниченную игру против корабля на всех малых досках и на одной из больших, а когда отправлялся спать, то все три часа ему снились люди и собственная жизнь: он возвращался в детство, юность и последующие годы — странная смесь воспоминаний, фантазий и несбывшихся желаний. Он постоянно хотел написать (или записать что-нибудь) для Хамлиса, или Йей, или еще кого-нибудь на Чиарке, кто отправлял ему послания, но время каждый раз казалось неподходящим, а чем больше он откладывал, тем труднее было взяться. Постепенно люди перестали выходить с ним на связь, и Гурдже, хотя и чувствовал себя виноватым, испытал облегчение.