Куколка - Олди Генри Лайон

– Странно… – в голосе девочки сквозила растерянность, впервые за все время их знакомства. – Вероятность падает. Было 76%. А сейчас – 43…

Жало инъектора вонзилось в левое плечо.

«Спи, малыш, – заботливо шепнул маэстро Карл. – Спи…»

КОНТРАПУНКТ

ЛЮЧАНО БОРГОТТА ПО ПРОЗВИЩУ ТАРТАЛЬЯ

(от трех лет до трех месяцев тому назад)

Хорошая штука – скорость нервных реакций. Полезная. Торопясь и успевая, мы выигрываем время. А что проигрываем?

Жизнь?

Мудрость?

Ничего?

Зато, медля, колеблясь и опаздывая, мы чувствуем себя значительными. Пусть самообман, но какой приятный…

– Я на связи, – сказал молодой человек.

От созерцания каюты звездолета, где он обосновался, захватывало дух. Если апартаменты Тумидуса на «Этне» приводили в трепет своей роскошью, то в данном случае роскошь уступала место строгому, функциональному, продуманному до мелочей комфорту. Помпезность против рациональности. Если угодно, деньги против денег.

По финансовым затратам оба соперника не уступали друг другу.

А если задуматься, комфорт стоил дороже.

– Я на связи, – сухо повторил молодой человек, откидываясь на спинку гелевого кресла. Назойливый полиморф в баре космопорта Террафимы, на котором однажды имел счастье восседать некий Лючано Борготта, сдох бы от зависти при виде этого родича – ловкого и изобретательного, от ножек до подлокотников напичканного датчиками контроля. – Жду.

Перед молодым человеком в воздухе, подерживаемая компенсатором тяготения, висела деревянная рамочка. Багет из вощеного кипариса, тускло блестя, ограничивал собой квадрат воздуха с измененными свойствами. В принципе, можно было бы свободно обойтись и без багета, но тогда изображение, проецируемое на эфирный экран, делалось объемным. Это давало помехи на навигационный блок корабля, и строго запрещалось инструкцией.

Молодой человек имел тайное пристрастие к натуральным материалам. Кипарис, воск… Одна из немногих его слабостей. Такие недостатки позволительны тем, кому они по карману. Айзек Шармаль, выпускник гематрийского университета на Элуле, ныне – аспирант кафедры межрасовой социализации, с детства привык не считаться с расходами.

«Я пойду веселиться, – вспомнил Лючано. – Я очень хочу веселиться.»

И повторил, как тогда, в первый раз:

«Бедняга.»

В рамочке возникло лицо. Знакомое смуглое лицо с острыми чертами. Рот по-вехденски закрыт белой повязкой, хотя на космическом расстоянии дыхание вышедшего на связь не могло оскорбить в каюте что-то священное. Запреты вехденов – самодостаточны; они не считаются ни с какой логикой или целесообразностью, кроме законов их собственной эволюции.

«Здравствуй, Фаруд, – беззвучно произнес Лючано. Он хорошо помнил это лицо, искаженное прикосновением Королевы Боли. – Не забыл, как я тебя пытал?»

Фаруд Сагзи, в прошлом – сиделец тюрьмы Мей-Гиле, позже – энергетик студии арт-транса «Zen-Tai», кивнул, словно услышал немой вопрос экзекутора.

– Канал защищен? – спросил он.

– Да, – подтвердил Шармаль-младший.

– Надежно?

– Да.

– Капсула с модифицированной плесенью скоро будет у меня. Период распада – двадцать четыре часа. Вы уверены, что ваши теоретические выкладки сработают на практике? Куим-сё – материал нервный, непредсказуемый…

– Да, – в третий раз сказал Айзек Шармаль. – Я уверен.

– Хорошо. Ваша теория, ваша ответственность. Я связался с Юниусом, с лабораторией Юлии Руф. Она обеспечила тестовое пси-сканирование роботов. И дала обещание помочь мне сделать необходимую запись. Дальнейшую акцию я беру на себя.

Сегодня лже-сон снимал с гвоздиков одну знакомую марионетку за другой. Гематр Шармаль-младший, вехден Фаруд Сагзи, теперь вот – помпилианка Юлия Руф. Значит, ее фамилия – Руф? Хорошо…

Что здесь хорошего, Лючано не понял.

Он вообще не понимал ничего, кроме известных лиц и имен.

– Вы знаете, чем рискуете? – с холодным интересом осведомился Айзек. Так задал бы вопрос автопилот, уведомляя о смене курса. – И я, и госпожа Руф в случае чего спишем все на научные изыскания. Вам же уйти от ответственности не удастся. Вы – не теоретик. Вы – боевик. На вашем месте любой бы кипел от волнения. В случае провала вы станете для соотечественников символом измены. На века. Символ – тяжелое будущее, господин Сагзи. Невыносимое.

Красивое лицо Фаруда изуродовала болезненная гримаса. Казалось, вернулись времена, когда он сидел в кресле для экзекуций, а скучающий агент задавал ему дурацкие вопросы. С повязкой, закрывающей рот, вехден напоминал еще и хирурга за миг до начала судьбоносной операции.