Инверсии - Бэнкс Иэн

УрЛейн, казалось, весь съежился. Рука, в которой он держал письмо, упала, а само письмо полетело на землю.

Он тяжело опустился на свое место во главе обеденного стола (протектор занимал старый герцогский дворец в центре Ниарджа). ДеВар, стоявший за спиной УрЛейна, нагнулся, поднял письмо, сложил его и подсунул под тарелку УрЛейна.

— Государь, что случилось? — спросил доктор БреДелл.

Другие спутники протектора, все как один военные, с тревогой смотрели на него.

— Мальчик, — тихо сказал УрЛейн доктору. — Я знал, что его нельзя оставлять. Или же нужно было оставить с ним вас, доктор.

БреДелл несколько мгновений смотрел на него.

— Что с ним?

— Он на пороге смерти, — сказал УрЛейн, глядя на письмо. Потом протянул письмо доктору — тот прочел.

— Еще один приступ, — сказал БреДелл и отер рот салфеткой. — Может быть, мне вернуться в Круф? Я могу отправиться с рассветом.

Протектор некоторое время смотрел невидящим взглядом вдоль стола. Потом он вроде бы принял решение.

— Да, доктор. И я возвращаюсь с вами. — УрЛейн извиняющимся взглядом посмотрел на своих офицеров. — Господа, — сказал он, повышая голос и распрямляя плечи. — Я должен просить вас пока что продолжить путь в Ладенсион без меня. Моему сыну плохо. Я надеялся бок о бок с вами внести свой вклад в нашу неминуемую победу, но боюсь, что если продолжу путь, то мое сердце и внимание будут в Круфе. Я сожалею, что вся слава достанется вам, если только вы не сумеете затянуть войну. Я присоединюсь к вам, как только смогу. Прошу вас простить меня и быть снисходительными к отцовской любви того, кому давно пора стать дедом.

— Конечно, государь!

— Уверен, все поймут вас, государь.

— Мы сделаем все, чтобы вы гордились нами, государь.

Возгласы поддержки и понимания не прекращались. ДеВар со страхом и дурным предчувствием оглядел нетерпеливые, серьезные лица молодой знати, собравшейся вокруг обеденного стола.

— Перрунд? Это ты?

— Я, молодой господин. Я хотела посидеть с тобой.

— Перрунд, я не вижу.

— Тут очень темно. Доктор говорит, что ты скорее поправишься, если держать тебя в темноте.

— Я знаю, но я все равно не вижу. Возьми меня за руку, пожалуйста.

— Ты не должен волноваться. Болезнь кажется такой страшной, когда ты молод, но болезни проходят.

— Правда?

— Непременно.

— И я снова смогу видеть?

— Конечно сможешь. Не бойся.

— Но мне страшно.

— Твой дядя написал твоему отцу — сообщил ему о твоей болезни. Я думаю, протектор скоро вернется, я даже уверена в этом. Это придаст тебе сил. Он прогонит все твои страхи. Вот увидишь.

— Так ведь он должен быть на войне. Он возвращается из-за меня, а должен быть на войне и выиграть ее для нас.

— Успокойся, успокойся. Мы не могли скрывать от него твою болезнь. Что бы он тогда подумал о всех нас? Он захочет увидеть тебя и, думаю, привезет с собой доктора БреДелла.

— А ДеВара?

— И ДеВара. Куда бы твой отец ни пошел, ДеВар всегда с ним.

— Я не помню, что со мной случилось. Какой сегодня день?

— Третий день старой луны.

— А что случилось? Меня опять стало трясти, как тогда в театре теней?

— Да. Твой учитель сказал, что он, когда ты упал со стула, решил, будто ты хочешь улизнуть с урока математики. Он побежал за нянькой, а потом послали за доктором АеСимилом. Он очень хороший доктор, лечит твоего дядю РуЛойна и генерала ЙетАмидуса. Почти такой же хороший, как БреДелл. Он сказал, что тебе будет лучше, нужно только потерпеть.

— Правда?

— Правда. Он человек с честной душой и достойный доверия.

— А он лучше доктора БреДелла?

— Нет, я думаю, доктор БреДелл должен быть лучше, потому что он доктор твоего отца, а твой отец заслужил, чтобы его лечил самый лучший доктор. Это нужно ради всех нас.

— И ты правда думаешь, что он вернется?

— Уверена.

— Расскажи мне историю.

— Историю? Я не знаю историй.

— Но истории все знают. Разве тебе не рассказывали историй, когда ты была маленькой?… Перрунд?

— Да, да, конечно рассказывали. Да, я знаю одну историю.

— Расскажи мне, Перрунд.

— Хорошо. Дай-ка вспомнить. Когда-то давным-давно жила-была маленькая девочка.

— И?

— Она была очень некрасивая, родители ее совсем не любили и ничуть о ней не заботились.

— А как ее звали?

— Как ее звали? Ее звали… Заря.