Вирус - Гатаулин Сергей

Через несколько минут они с Анатолием стояли на пороге квартиры Пугачевых. Дмитрий нажал кнопку звонка. В ответ на неприятное треньканье в квартире что-то загрохотало, словно в прихожей уронили шкаф. Входная дверь открылась, и на пороге появился Ванькин. Перевязанная грязным бинтом, голова здоровяка придавала ему сходство с партизаном времен Великой Отечественной войны, сошедшим с экрана телевизора.

Дмитрий был готов к такому повороту событий — он еще на лестнице ощутил мысленное присутствие атлета. Другое дело — Анатолий. Смотреть на него без улыбки было невозможно: открытый рот, выпученные глаза.

— Но… Как? Ты же! Взрыв! — телохранитель, с трудом выталкивая слова, заикался.

— Я тоже рад вас видеть, — улыбнулся Ванькин, вконец вводя Анатолия в ступор.

— Шутит? — удивленно выдавил тот. — Нет, господа, это — не Ванькин! Плохая подделка! — пискляво прокричал Анатолий, задирая голову к потолку.

Из-за широкой спины раненого атлета, как из-за стены, выглянул Иван Петрович. Развел руки в стороны и, оправдываясь, пролепетал:

— Вот! Только что зашел.

Анатолий подошел к Ванькину вплотную и, хлопнув по плечу, улыбнулся:

— Мы рады.

— Я же говорю вам. Как только на улице стихло, я сообразил, что пришло время тяжелой артиллерии. Еще до того, как мы с профессором заскочили в подъезд, я заметил базуку за спиной. Думаю, ребята, серьезные, не в шашки играть пришли. Сообразить-то успел, а спрятаться — нет. Метнулся к подвалу, ну тут и зашелестело. Ба-бах! Рвануло так, что кишки к спине прилипли! Взрывная волна — пинком под жопу. Повезло еще, что дверь оказалась незапертой, и петлями внутрь — сбавила скорость. Я при памяти, хотя соображал туго, — задыхаясь от непривычного многословия, Ванькин замолчал, перевел дух и продолжал уже более размеренно:

— Короче! Влетел башкой прямо в бетонную стену и тут же отключился, похоже, надолго. Пришел в себя, наверху — тихо. Я особо светиться не решился. Осмотрелся — никого: ни профессора, ни бойцов. — Ванькин ощупал перемотанный бинтами череп. — Что ж так не прет мне, блин?!

— Тебя как звать, боец? — впервые без иронии спросил Анатолий, и в его голосе проскользнули нотки дружеского расположения.

— Илья! — буркнул Ванькин и смутился, чего от него никто не ожидал.

— Ты не прав, брат Илья. Рубаха на тебе от рождения — везунчик ты! — возразил Анатолий и, подойдя к здоровяку вплотную, хлопнул его по квадратному плечу. — Голова у тебя, похоже, крепкая. Сотрясения мозга нет? — с сочувствием спросил он, разглядывая белую марлевую чалму, нелепо болтающуюся на макушке здоровяка.

— Это же не мозги, а кость, брат! — воскликнул тот, осторожно произнося последнее слово, словно пробовал его на вкус. Касаясь головы, улыбнулся. — Были бы мозги, не бегал по подъездам, прикрывая задницу всяким умникам.

— Работа у нас такая, Илья, — Анатолий с трудом сдерживал смех. — Чужие задницы прикрывать!

Звук падающей воды стих, дверь ванной открылась, и с довольным сопением наружу вывалился раскрасневшийся профессор. Влажное полотенце коварно скользнуло вниз, едва не покинув крепкие бедра, но он резким движением водворил его на место. Мелькнули напрягшиеся мышцы, рельефно обозначился пресс, начинающий заплывать легким жирком.

Оглядев фигуру профессора, Анатолий уважительно хмыкнул. Кашлянул и Ванькин.

Профессор вздрогнул, поворачиваясь, распахнул глаза, на секунду замер, а затем, приблизился вплотную к могучему телу, с чувством затряс протянутую руку.

— Ты прости меня. Я думал, тебя взрывом накрыло.

Придя в себя, профессор заставил Ванькина повторить рассказ. Слушал внимательно, не прерывая, и только когда рассказчик замолчал, задал вопрос:

— Илья, а ты случайно не заметил ничего необычного? Ну, люди знакомые или…

— Полковник Коваль?! — то ли спросил, то ли подтвердил атлет.

— А я думал, что мне показалось.

— Я тоже так думал, пока вы не спросили, — возмутился Ванькин, с хрустом сжимая кулаки. — Продался, гад?!

— Да нет, Илья. Здесь служители Господа задействованы, а они индульгенции раздают охотнее, нежели деньги.

— Не зря, значит, я ему звонить не стал, — обиженный здоровяк покосился на телефонный аппарат, и тот, словно почувствовав его взгляд, вздрогнул, нерешительно тренькнул и, уже не прерываясь, громко зазвонил.

Непривычно большая трубка старого проводного аппарата растворилась в широкой ладони Геракла.