Серебро и свинец - Серебряков Владимир

– Ну и какого рожна горячего ему надо? – Начкар раздраженно потер пряжку ремня. – Кой черт принесло, рыло помещичье?

Внезапно он сморщился и покосился на управляющего скорее опасливо.

– А он мои мысли точно не читает? – полюбопытствовал начкар вполголоса.

Раатхакс восседал на взмыленном коне, глядя поверх голов своих собеседников на кипящую за оградой нового лагеря стройку. Казармы еще не были достроены, но домик для комсостава уже призывно белел рядом со штабом, над которым реял гордый алый стяг.

Наивный Лева причин его опасений не понял.

– Нет, – уверил он начкара. – Он родич владетеля, а у того в роду передается дар телекинеза.

– А… – Начкар с умным видом покивал. Чем телекинез отличается от телепатии, он не имел представления, но раз переводчик говорит… – Так что ему нужно?

– Требует нашего владетеля, – повторил Лева, еще раз выслушав надменного Раатхакса. – Ни с кем другим говорить не желает.

– У-у, – пробурчал начкар тихонько, – хрен моржовый… Начальство ему сразу подавай.

В голосе его ясно слышалось непроизнесенное «А по инстанциям – не хочешь?».

– Наверное, надо позвать Степана Киреевича, – неуверенно предположил Лева. Он и сам был не рад, что из троих лагерных переводчиков именно он оказался поблизости, когда толстопузый управляющий прискакал к шлагбауму на воротах и принялся твердить что-то по-эвейнски. – Вряд ли такой… важный человек стал бы лично ехать сюда из-за каких-то пустяков.

– Да? – Начкар скептически оглядел изрядное брюхо важного туземца, украшенное многочисленными золотыми висюльками. – Р-рядовой! – скомандовал он в пространство. – Ко мне – бегом!

К тому времени, когда Кобзева наконец нашли, обшарив предварительно весь лагерь, и привели к воротам, Лева с начкаром успели трижды изойти холодным потом. Один только Раатхакс взирал поверх шлагбаума все с тем же презрительным негодованием на лице. Завидев Кобзева, он несколько оживился и бросил переводчику что-то на своем языке.

– Он спрашивает, чем мы можем объяснить свое вероломство? – эхом откликнулся Лева и, опомнившись, добавил: – Товарищ Кобзев.

– О чем это он? – недоуменно поинтересовался гэбист. Последовал обмен невразумительными фразами.

– Он говорит, – перевел Лева, – что… кажется, разбойники… вооруженные нашими громобоями, напали на мирного купца в пределах владения Бхаалейн. Купца убили, охрану убили… единственный… в общем, кучер отсиделся в кустах и добрел до замка.

– Твою мать, – прошептал Кобзев и машинально одернул исполнительного Шойфета: – Это не переводить!

Гэбисту начинало казаться, что он совершил серьезную ошибку, связавшись с местными робин гудами. Он с самого начала был невысокого мнения об интеллекте туземцев, но разбойники, кажется, могли взять все призы на конкурсе идиотов-самоучек. Это же надо было додуматься – нападать на проезжих в землях здешнего феодала! Мало того что палить при этом из автоматов – оставить свидетеля!

Пузатый управляющий снова что-то прогудел.

– Коун Раатхакс спрашивает, – перевел Лева Шойфет, – готовы ли мы ответить за эти преступления?

– С какой стати? – взвыл Кобзев. Заткнуть переводчика он уже не успел. Лева выстрелил в Раатхакса коротенькой фразой, на что управляющий, побагровев, прорычал что-то, на слух показавшееся гэбисту совершенно нецензурным.

– Мы должны отвечать за преступления своих людей по Серебряному закону, – автоматически оттарабанил Лева. – Иначе… слово, данное клятвопреступнику, не имеет силы.

Кобзев лихорадочно прокручивал в голове варианты. Если туземцы обвинят группу межпространственной помощи в прямом обмане – а с них станется, дикие люди, – и откажутся от уже достигнутых соглашений… с майора Кобзева снимут голову. Как пить дать.

– Переводите буквально, – услышал он собственный голос. – С чего он взял, будто это наши люди?

Лева удивленно посмотрел на своего начальника, но перетолмачил его слова на эвейнский.

– Потому что у них было наше оружие, – пришел через него ответ Раатхакса.

В который уже раз Кобзев пожалел, что сам не знает эвейнского. Без посредников было бы куда проще… но допускать здешних телепатов к себе в голову он не собирался, а выучить язык по старинке все времени не было. Да и зачем – в конце концов, еще лет десять-двадцать, и вся здешняя интеллигенция будет учиться в приюте для убогих имени Патриса Лумумбы.