Crysis. Легион - Уоттс Питер

Весь экран так и полыхает красным, я на спине, засыпанный и придавленный, меня подстрелили, сшибли, завалили, но никто не подходит, чтоб прикончить, я всего лишь случайная жертва. Настоящая цель воет в десяти метрах над головой, и если б я даже не смотрел на нее, если б даже ослеп, все равно бы узнал: этот вой я уже слышал восемь часов назад, отчаянно стараясь выжить, плавая в бухте среди трупов своих товарищей. Те же две светящиеся подковы торчат по бокам. Может, что-то вроде антигравитаторов, движков, создающих подъемную силу. Между ними два ряда модулей, размером и формой похожих на строительные бетономешалки, цилиндры с конусообразными верхушками, точно яйца в лотке. Летучая штука трясется и дрожит, дергается туда-сюда, и, чужепланетная она или нет, можно определить точно: подстрелили ее. С таким же успехом она могла бы копотью в небе выписывать: «Вашу мать, меня трахнули!»

А потом является навалявший ей крутяк, и, мой бог, это ж наш чертов «апач»! И не новенький даже, старая модель 64-D. Ну, вы представьте только, мы ж тут про «летающее блюдце» говорим, про корабль, построенный тварями с другой гребаной планеты, – и ему задницу надрала кучка обезьян на вертолете десятилетней давности. О хрень! Подстреленная птичка сумела выровняться, снова поднимается, уже и над домом поднялась – да не тут-то было: стукнулась о карниз, отскочила, будто камень от воды, а на хвост ей тут же сели целых три «апача» и слазить не собираются. Скрылась за домом – и тут «апач» влепил ей ракету. Думаю, все, конец песням, но летучая дрянь через пару секунд появляется снова, проламываясь прямо через дом, оставив зияющую дыру в четыре этажа. Я сквозь нее вижу облака на той стороне. Нет, голубушка, тебе одна дорога – вниз! Летит налево, вдоль улицы между высотками, пролетает пару кварталов и – оранжевая вспышка! Из-за угла плывет дым.

Ну не забавно ли: будто ракету Х-35 сбили из рогатки.

Комбинезон перезагружается, и я снова слышу голос Голда:

– Эй, парень, ты это видел? Клянусь, оно грохнулось в пяти кварталах от тебя, не дальше!

Радости по уши, ни дать ни взять, восьмилетняя девчонка, получившая пони в подарок на день рождения.

– Парень, да ты понимаешь, что это значит? Никто раньше эти штуки не сбивал! Это шанс, наш долгожданный шанс! Это же будет… э-э… надо пораскинуть мозгами… э-э…

Тут и я малость раскидываю мозгами. По GPS, Голд сидит на складе на Ист-ривер, далековато отсюда. Конечно, есть некая исчезающая вероятность, что он случайно выглянул в окно и заметил падающую вдалеке точку, но как он мое положение по отношению к ней определил?

Нет, тут не в обычной трансляции дело. Или паршивец Голд к спутнику подключился и наблюдает меня в высоком разрешении, или Н-2 постоянно шлет Голду данные, вполне возможно зашифрованные. Интересно, Локхарт знал про это? Знал, как сигнал этот дешифровать, отключить?

– За дело взяться надо! – вещает тем временем Голд. – С выходом подожди – добудь-ка мне парочку образцов. Вон он, шанс остановить инфекцию – а возможно, и все вторжение. Здесь я тебя прикрою. Но шевелись побыстрее – скоро место падения будет кишеть людьми из ЦЕЛЛ.

Спереди еще доносится рокот идущих над улицами вертолетов. А маленький синий шестиугольник, указывавший на лабораторию Голда, волшебно перескакивает на запад, наводя на место инопланетного крушения. Я б сейчас не отыскал Голда даже под угрозой смерти – привык полагаться на путеводный шестиугольник, маршрут и не старался запомнить.

Конечно, я, может, и управляю своими руками и ногами, но вот куда именно двигать их, непонятным образом решают Н-2 и Голд. А я, мать их за ногу, начинаю себя чувствовать пассажиром в собственной шкуре.

Но знаешь, Роджер, когда обведешь безносую вокруг пальца, трудно не радоваться. Всего несколько часов назад я был уверен, что умираю. Весь целиком, до последней клетки, ни апелляций, ни отсрочки, приговор подписан. И вот когда уткнешься в такое, когда посмотришь костлявой в морду и выберешься, выкарабкаешься, вопреки всему, сделаешь невозможное – тогда чувствуешь себя неуязвимым.

Вот оно, то самое слово, – неуязвимым.

В конце-то концов, Пророк в грудь получил с корабля и остался стоять. Мать вашу, я ж как последний сын гребаного Криптона, я все могу, а в нескольких кварталах сбитый инопланетный корабль. Да на это любой бы захотел глянуть хоть глазком!

Знаю, меня водят за нос. Но по правде, я все равно сходил бы туда посмотреть.

Манхэттен превратился в лабиринт.

Это не пришельцы учинили. Это не от хаоса обвалившихся зданий, не от подземных толчков – от нас. Десять тысяч бетонных блоков сложили и разбросали по городскому пейзажу, будто кучки перекрывающихся доминошных костяшек десятиметровой высоты, и на каждом написано «ЦЕЛЛ» большими черными буквами. Всю зону разделили на сотню ячеек, кривобоких четырехугольников. Последний раз я столько бетона в одном месте видел на границе Израиля с Палестиной, там кучу блоков выложили, чтоб евреи с арабами не порвали друг другу глотки.

Баррикада передо мной рассекает пополам Брод-стрит. Ближайший дождевой слив – метрах в двадцати от массивных ворот из гофрированного металла. Поверх них – бегущая по экрану надпись большими печатными буквами: «В Нижний Манхэттен прохода нет». Я сдираю решетку со слива и прыгаю вниз. Через пять минут я, укрытый невидимостью, стою, прижимаясь спиной к фасаду сберкассы на углу Ист-стрит и Хьюстон-стрит, слушая шум вертолетов и работающих вхолостую бронетранспортерных движков.

Эх, парни, насчет карантина с изоляцией вы слегка недосчитали.

Кажется мне, раньше там была площадь с кафешками и магазинчиками. Теперь – дымящаяся дыра, будто макет разодрали пополам, открыв изломанные ярусы подземного гаража. Если корабль и лежит там, внизу, мне его не разглядеть. Но замечаю три цилиндра, какими был утыкан корабль: один вдавился наполовину в асфальт, второй зарылся в клумбу, третий расплющил вдрызг дюжину столов маленького открытого кафе. Обдери чуточку инопланетного глянца с них – и точь-в-точь бетономешалка с грузовика. Над площадью висит вертолет, качается туда-сюда, перед рестораном стоит парочка транспортеров, на той стороне кратера у входа в лифт громоздятся полдюжины ящиков с амуницией и снаряжением – наверное, этот лифт был главным пешеходным входом на парковку, пока цефовский корабль не устроил проветривание. По периметру бродят с дюжину «целлюлитов». Еще несколько волокут из бронетранспортеров ящики к лифту.

Время невидимости кончается. Я снова прячусь за угол, а Голд нудит, требует, чтоб я проверил те бетономешалки, дескать, нужны образцы тканей от погибшего экипажа.

Ну да, а дюжине разнокалиберных наемников нужен я, пусть у них под ногами и похоронено летающее блюдце. Я ж слышу: «Ребята, будьте начеку, как бы не появился этот засранец Пророк. Если про него правду говорят, он опаснее инопланетян».

Что ж, включаю невидимость, прохожу десять метров до знака «Дешевая парковка: въезд», перепрыгиваю через ограждение и оказываюсь перед уткнувшимися друг в дружку носами «таурусом» и «малибу» – так и не выяснили, бедняги, кому проехать первым и в какую сторону. Я решаю рискнуть и дать комбинезону подзарядиться, пока ничего не подозревающие наемники у меня над головой заполняют эфир болтовней.

– У тебя сканер берет что-нибудь?

– Не, похоже, твари катапультировались перед падением. Подождем, пока явится команда зачистки.

– Если катапультировались, то куда подевались?

– Хороший вопрос.

Да уж, хороший. Я обмусоливаю его, включив невидимость и направляясь вниз по съезду. Если бетономешалки пустые, может, спуститься и попытаться проникнуть к кораблю с нижних уровней гаража? Когда Н-2 перехватывает действительно важный кусок разговора, я уже глубоко. Еще немного – и пропустил бы.

– Черт, эта дрянь глубоко залетела – ее только через шахту лифта и достанешь.

Ага.

Хорошие новости: может, таки добуду Голду его образцы. Надо же: «Вон он, шанс остановить инфекцию – а возможно, и все вторжение». Бла-бла-бла.

Плохие новости: вход в шахту лифта – на другой стороне площади, рядом с толпой кровожадных наемников, а по соседству с ними – куча патронов и снаряжения. Наемникам же приказано валить меня изо всех стволов, как только попадусь на глаза.

Новости еще хуже: слышу шаги по меньшей мере четырех человек, подходящих к въезду снизу, и я ну никак не успею выбраться наверх за время невидимости.

Ей же ей, нравится мне, когда остается один-единственный выход. Никаких тебе мучительных сомнений.

Они слышат меня перед тем, как увидеть. Невидимость хороша, но она не глушит звук сапог по бетону, топающих на скорости тридцать миль в час. Наемники замолкают, выставив пушки, но я уже рядом, луплю по их кевларовому тряпью из дробовика, бью прикладом по блестящим серым шлемам, хватаю одного за глотку, швыряю и смотрю, как он ударяется об опору, скользит вниз и мгновенно превращается в кучу изломанного хлама.