Улица Теней, 77 - Кунц Дин

Исходные данные, и анализ, и выводы напоминали анфилады комнат, по которым бродил его разум, и их архитектура выглядела более продуманной, чем в «Пендлтоне». Бродя по ним, Кирби отстраненностью от соседей по дому уже ничем не отличался от аутичной Айрис Сайкс.

* * *

Микки Дайм

Стоя в своей давно заброшенной квартире, с лежащей у ног, смятой в комок влажной салфеткой, Микки Дайм решил, что надо сказать пару слов в пользу безумия. Прежде всего, если признать, что таково его нынешнее состояние, немалую часть давящей на него напряженности как рукой снимет. Безумец не несет ответственности за свои действия, соответственно, не подлежит наказанию. Он гордился своей способностью зарабатывать на жизнь убийствами, избегая при этом ареста и суда. Тем не менее иной раз просыпался в поту, в полной уверенности, что слышал, как кто-то колотит в дверь и кричит: «Полиция!» И, если уж быть честным с самим собой, Микки признавал: нет у него стопроцентной уверенности в том, что он никогда не попадет в тюрьму.

Не мог он полностью подавить в себе страх перед тюрьмой, корни которого уходили в детство и отрочество, когда мать запирала его в чулане на двадцать четыре часа, без света, еды и воды, только с банкой для оправления естественных надобностей. Этому наказанию его подвергали не единожды, если на то пошло, достаточно много раз, и он не знал, что страшило его больше всего — клаустрофобия или отсутствие большинства ощущений, а пару раз ему не давали и банки. Если ты безумец, тебя не посадят в тюрьму, а если ты при деньгах, даже можешь оказаться в частном санатории, где охранники вежливы, и в камере нет соседа весом в двести пятьдесят фунтов, которому не терпится тебя изнасиловать.

Микки не винил мать за то, что она запирала его в чулане. Он делал или говорил что-то глупое, а она глупость на дух не выносила. Он рос не таким умным, как мать, ее это разочаровывало, но она все равно делала для него все, что могла. Но, будь Микки безумным, глупость не имела бы значения, ушла бы на задний план. Безумие заслонило бы глупость. И, раз он безумен, ему незачем испытывать чувство вины из-за своих недостатков. Если ты родился глупым, значит, это у тебя врожденное. А если ты сошел с ума — то это трагедия, которая случилась с тобой по ходу жизни, а не была заложена природой. Именно об этом и говорит выражение «свести с ума», то есть с тобой что-то сделали.

Далее, если он безумен, ему нет необходимости о чем-то думать или что-то понимать. Все его проблемы становились проблемами других людей. И о возникшей ситуации — кардинально изменившийся «Пендлтон» и новый мир вокруг него — придется волноваться кому-то еще. А Микки больше об этом думать не нужно, и это огромное благо, потому что он даже представить себе не мог, как обо всем этом думать.

Теперь, решив сдаться на милость безумию, Микки осознал, что обезумел он, скорее всего, задолго до текущих событий. Многое из того, что он делал раньше, становилось вполне логичным, если он стал безумцем многие годы тому назад. Странно, наверное, но безумие примирило его с миром и с собой. Он словно обрел почву под ногами.

Ладно. Теперь первым делом следовало спуститься на второй этаж и убить доктора Кирби Игниса, после чего сдаться властям. Он не очень-то помнил, почему должен убить Игниса, но знал, что собирался это сделать, и чувствовал, что лучше закончить все дела, прежде чем окунуться в новую, свободную от тревог жизнь пациента санатория.

Он вышел из квартиры.

Направился по длинному коридору к северной лестнице.

Спустился на второй этаж.

Зашагал по длинному коридору к квартире «2-Е».

Не постучал. Безумцы не стучат.

Микки вошел в квартиру доктора Кирби Игниса, и, отойдя от порога всего на два шага, понял, что решение сказаться безумцем мудрое, и он уже с лихвой вознагражден за то, что открыл новую страницу жизни.

* * *

Уинни

Пролет мраморных ступеней между первым этажом и подвалом казался слишком уж длинным, хотя Уинни и торопился. Он чувствовал, что высота этажей «Пендлтона» увеличивается, а число ступенек непрерывно растет, так что к цели он не приближается. Но в конце концов добрался до последней ступени и через полуоткрытую дверь выскочил в самый нижний коридор здания.

Может, в освещенности этот коридор уступал тем, что находились над землей, а может, тени производили на Уинни очень уж гнетущее впечатление, но его страх возрастал с каждым шагом, увеличивающим расстояние от двери на лестницу. Несколько потолочных ламп еще работали, и колоний светящихся грибов хватало, так что он шел не в темноте, а в каком-то сумрачном тумане, словно до него по коридору пробежал кто-то еще, поднимая пыль, и не такой маленький, как двенадцатилетняя девочка.