Серебро и свинец - Серебряков Владимир

– Что вы сделали с коуном Брендайгом? – сухо вопросил провожатый.

– Опоили, – ответил Обри. – Зельем, отнимающим колдовской дар. К вечеру это пройдет. Иначе ваш лорд может считать нас обманщиками, а свое слово – не имеющим силы.

– Слово всегда имеет силу, – промолвил туземец.

Он бережно подхватил Брендайга под мышки – тот безвольно обмяк у него на руках – и повел к замку.

Обри с улыбкой глядел ему вслед. Будущее казалось прекрасным.

* * *

Майор Кобзев мучился зудом в пальцах. Пальцы чего-то невнятного требовали – то ли рвать редкие волосы на темени, то ли чистить табельный пистолет, чтобы тот не дал осечки на последнем, роковом выстреле. Вместо этого гэбист покрепче вцепился в поручень и настрого запретил себе и думать о подобных глупостях.

Хватит и предстоящего разговора с владетелем.

Кобзев уже понял, что правильнее было бы называть Рахтаварина ит-Таварина бароном Бхаалейном. Однако калька с эвейнского уже прочно вросла в нарождающийся жаргон «руки помощи», а кроме того, сами туземцы не делали различий между графами и маркизами. Владетель – это владетель, и точка. Потуги отдельных господ кичиться древностью рода или крепостью дара показались бы убогими любому, знакомому с великомосковским местничеством.

Не в первый раз Кобзеву пришло в голову, что общественный строй Эвейна будто бы специально создавался для поддержания стабильности. Он гнал от себя эту мыслишку, недостойную истинного марксиста-ленинца, но она возвращалась. Ведь должна же быть причина тому, что на материке – за всю планету майор не мог поручиться – существует только одно государство!

Или дело в парапсихических силах? Если они наследуются, как цвет волос или глаз… должны быть и вариации. Не может только силой удерживаться у власти одна династия, если могущество ее чародеев будет сильно колебаться. Эвейнцы называли это «варварскими княжествами» – объединенные на одно-два поколения под властью особенно сильного шамана земли. Потом умирал шаман, и страна-однодневка разваливалась снова, разодранная на части усобицами соперничающих чародеев. Могло показаться, что колдовство загнало этот мир в страшный социальный тупик безо всякой возможности дальнейшего прогресса… если бы не Эвейн.

Насколько мог судить Кобзев, последние два тысячелетия Серебряная империя сохраняла основные свои черты. Она расширялась – медленно, но неуклонно. Увеличивались число чародеев и их сила. Но император царствовал, владетели правили, колдуны объединялись в гильдии, а крестьяне всех их кормили. На свой лад это тоже был тупик, хотя и несравненно более уютный, чем непрекращающиеся кровавые стычки за эвейнскими рубежами.

То же самое касалось и технического прогресса. Лингвист Шойфет уверял, что основная миграция с Земли на Эвейн (название страны все крепче и крепче прилипало ко всему миру) произошла три, не то четыре тысячи лет тому обратно. Индоевропейские племена того периода были дикарями даже по сравнению с жителями Востока, строителями пирамид и зиккуратов, хотя и те не знали ни железа, ни стремени, ни хомута. Но за прошедшие годы их земные родичи вышли в космос, в то время как потомки первопоселенцев Эвейна (возможно, существовали и более ранние волны миграций, но с их следами ограниченный контингент до сих пор не сталкивался) додумались только до спичек.

Шойфет продолжал твердить, будто наличие в обществе чародеев тормозило развитие техники само по себе – дескать, зачем развивать механику и геометрию, когда сильный телекинетик, вроде того же ат-Бхаалейна, мог поднять почти любой груз? Всякий раз, стоило упрямому лингвисту сесть на любимого конька, Кобзев показывал ему местные спички. Вездесущий и незаменимый снабженец Либин выменял их у кузнеца на пару килограммов стреляных гильз. Спички были совершенно как земные, только раза в два побольше. Выходило, что есть у местных жителей и наука – по крайней мере алхимия. Но плодами ее они почему-то не пользовались.

Вертолет завалился набок, выписывая вираж над замком Бхаалейн, прежде чем опуститься у кромки леса, где все еще виднелись остатки разбитого БТРа. Бдительный Кобзев заметил, что местные жители уже начали растаскивать технику на металлолом.

До того как посланец владетеля появился у ворот лагеря, майор Кобзев два дня не мог набраться смелости пустить себе пулю в лоб. Он никак не мог понять, ни что на него нашло – идти по бубенчиковским стопам и воевать с эвейнцами, – ни что теперь делать. Гонца он принял едва ли не за ангела небесного.