Вождение вслепую - Брэдбери Рэй

Наконец были опустошены последние тарелки, пригублен последний сорт вина, погашены последние свечи. Но молодая пара так и сидела друг против друга, пока возникший из темноты хозяин не поднял вверх руки.

Аплодисменты.

— Завтра вечером, — сказал он. — Encore?[32]

Они выступили на бис, потом еще раз и еще, с перерывами на неизбежные отлучки каждого, но всегда встречались молча, чтобы температура в зале зашкалила за верхнюю отметку. Посетители, входящие из вечерней прохлады, встречали здесь лето, потому что воздух согревался ее теплом.

А в разгар шестнадцатого вечера Андре вдруг почувствовал, как сидящий у него внутри чревовещатель заставил двигаться его губы, которые произнесли:

— Я тебя люблю.

— Прекрати! — сказала она. — На нас люди смотрят.

— На нас смотрят уже не одну неделю. Люди видят, что перед ними любовники.

— Любовники? Ну, нет. Это не про нас!

— Так за чем же дело стало? Приходи сегодня ко мне или пригласи меня к себе!

— Тогда все пойдет насмарку! Сейчас у нас и без того все прекрасно.

— Прекрасно будет тогда, когда ты станешь моей.

— Сиди спокойно! Посмотри на всех этих людей, которым мы доставляем радость. А мсье Со — он поставил на карту свое благополучие. Скажи честно: пока ты сюда не пришел, какие у тебя были планы на следующий год? Попробуй вино. Все говорят, что это превосходный сорт.

— Потому, что все так говорят?

— Не язви. Среди зрителей могут найтись такие, кто читает по губам — им это не понравится. Возьми меня за руку. Нежно! Ешь. Улыбайся. Кивай головой. Вот так. Получается?

— Я тебя люблю.

— Прекрати — или я уйду!

— Куда же?

— Не важно куда! — Она одарила притворной улыбкой тех, кто топтался на тротуаре. — Лишь бы условия на рабочем месте были приемлемы.

— Значит, я — неприемлемое условие?

— Ты ставишь под удар все дело. На нас уже смотрит мсье Со! Не дергайся. Разливай вино. Договорились?

— Договорились, — нехотя подтвердил он.

Так продолжалось еще неделю. Наконец он не выдержал:

— Выходи за меня замуж!

Она вырвала у него руку.

— Нет! — Заметив, что с тротуара на них смотрят двое, она рассмеялась.

— Неужели ты меня нисколько не любишь? — умоляющим тоном спросил он.

— Почему я должна тебя любить? Мы так не договаривались.

— Выходи за меня замуж!

— Мсье Со! — крикнула она. — Будьте любезны, счет!

— Но нам ни разу не приносили счет!

— А сегодня, — сказала она, — принесут.

На следующий вечер она не пришла.

— Все из-за тебя! — бушевал мсье Со. — Негодяй! Что ты наделал?!

В окне ресторана больше не было юной красавицы: наступила последняя ночь весны, первая ночь лета.

— Мой бизнес рухнул! — кричал старик. — Кто тебя тянул за язык? Лучше бы съел добавку паштета или выпил вторую бутылку — мог бы пробкой заткнуть себе рот!

— Я говорил без задних мыслей. Вот увидите, она еще вернется!

— Ты так думаешь? Прочти-ка вот это!

Андре взял из рук старика записку и прочел: «Прощайте».

— Прощайте. — У него потекли слезы. — Куда она уехала?

— Одному богу известно. Мы даже не знали ее настоящего имени и адреса. Пойдем-ка!

Андре последовал за ним по лабиринту лестниц и оказался на крыше. Раскачиваясь и рискуя упасть вниз головой, мсье Со обвел рукой погружающийся в сумерки город.

— Что ты видишь?

— Париж. Тысячи жилых домов.

— Что еще?

— Тысячи ресторанов?

— Известно ли тебе, сколько их в районе, ограниченном нашим заведением, Эйфелевой башней и Собором Парижской Богоматери? Двадцать тысяч ресторанов. Двадцать тысяч укрытий, где может прятаться наше безымянное чудо. Возьмешься ее разыскать? Приступай!

— Обойти все двадцать тысяч ресторанов?

— Приведешь ее — станешь мне сыном и партнером. Не приведешь — убью. Не мешкай!

Андре не мешкал ни минуты. Он взбежал на холм, где во всем великолепии белел собор Святого сердца, и бросил взгляд на парижские огни, тонущие в золотисто-голубой дымке заката.

— Двадцать тысяч укрытий, — прошептал он.

И отправился на поиски.

В Латинском квартале, напротив Собора Парижской Богоматери, на другом берегу Сены, кое-где можно пройти от перекрестка до перекрестка и насчитать сорок ресторанов, по двадцать на каждой стороне улицы: одни — шикарные, где за окнами нередко сидят при свечах юные красавицы, другие попроще, на открытом воздухе, где посетители веселятся у всех на виду.

— Нет, нет, — пробормотал Андре. — Это немыслимо!

И свернул в переулок, ведущий к бульвару Сен-Мишель, где теснились полюбившиеся туристам кафе, гриль-бары и рестораны, в которых ренуаровские женщины говорили на языке вина, на языке деликатесов, и никому не было дела до странного молодого человека, который с видом одержимого бродил по тротуарам и что-то искал.

Кошмар, думал Андре. Сколько же раз мне суждено пересечь весь город, от Трокадеро до Монмартра и Монпарнаса, чтобы отыскать какое-то безвестное «кафе-театр», где сидит при свечах молодая женщина, до того прекрасная, что у всех, кто ее видит, разгорается аппетит, причем гастрономические желания сливаются с чувственными?

С ума сойти!

Вдруг я пропущу именно это окно, эту свечу, это лицо?

Просто безумие! Вдруг я собьюсь с пути и начну заново мерить шагами однажды пройденные улицы? Нужна карта! Чтобы заштриховывать районы, где уже побывал.

На закате каждого дня, когда на узкие улицы опускались сиреневые, лиловые и пурпурные тени, он отправлялся на поиски, вооружившись картой, которая с каждым днем темнела. Как-то раз на бульваре де Гренель он в гневе выскочил из такси, обругав водителя — тот слишком быстро вел машину и пропустил добрый десяток ресторанов и кафе.

В другой раз он в отчаянии стал себя спрашивать:

— Онфлер? Девиль? Лион? Вдруг она вообще уехала из Парижа? Сбежала в Канны или в Бордо? Там ведь тоже тысячи ресторанов! Боже, боже!

Было дело, он проснулся в три часа ночи, потому что в голове крутился список женских имен. Элизабет. Мишель. Ариэль. Как ее окликнуть, если удастся разыскать? Селия? Элен? Диана? Бет?

Обессилев, он снова погрузился в сон.

Недели складывались в месяцы. На исходе четвертого месяца он закричал своему отражению в зеркале:

— Остановись! Если не найдешь ее «кафе-театр» в течение этой недели, сожги карту! Больше никаких имен, никаких улиц — ни утром, ни вечером! Решено!

Отражение молча потупилось.

В девяносто седьмой вечер поисков, когда Андре двигался вдоль набережной Вольтера, на него внезапно нахлынула буря эмоций, которая пробрала его до костей и ударила в сердце. Явственно слыша, но не различая какие-то голоса, он в нерешительности направился к перекрестку и остолбенел.