Сборник сборников - Брэдбери Рэй

– Я видел сон.

Все они видели сны.

– …Неподалёку от зелёного леска…

– …рядом с винным ручьём…

– …за шестью белыми камнями, – сказал Кестлер.

– …и у истока большой реки, – закончил Дрисколл.

С минуту все молчали. И смотрели на серебристую ракету, блестевшую в свете звёзд.

– Ну, так как, капитан, мы пойдём, или полетим?

Форестер не ответил.

– Капитан, – сказал Дрисколл, – останемся здесь навсегда. Не будем возвращаться на Землю. Люди никогда не прилетят сюда выяснять, что с нами случилось. Они будут думать, что мы уничтожены. Ну, что вы скажете на это?

Лицо Форестера покрылось капельками пота. Он провёл языком по пересохшим губам. Руки вздрагивали у него на коленях. Экипаж ждал.

– Это было бы чудесно, – наконец выговорил капитан.

– Ещё бы!

– Но… – Форестер вздохнул. – Но мы обязаны выполнить задание. Люди вложили в наш корабль деньги. И ради этих людей мы обязаны вернуться.

Форестер поднялся. Астронавты продолжали сидеть, не слушая его.

– Чертовски приятная ночь! – заметил Кестлер.

Они смотрели на отлогие холмы, на деревья, на реку, бегущую к иным горизонтам.

– Пошли на корабль, – с трудом выдавил из себя Форестер.

– Капитан…

– На корабль! – повторил он.

Ракета поднялась в небо. Глядя вниз, Форестер отчётливо видел каждую долину, каждое озеро.

– Надо было остаться, – промолвил Кестлер.

– Да, я знаю.

– Ещё не поздно повернуть назад.

– Боюсь, что поздно. – Форестер отрегулировал телескоп. – Посмотрите.

Кестлер посмотрел.

Лицо планеты изменилось. Тигры, динозавры, мамонты появились внизу. Вулканы извергали лаву, циклоны и ураганы проносились над холмами, стихии бушевали.

– Да, это настоящая женщина, – сказал Форестер. – Миллионы лет она ждала гостей, готовилась, наводила красоту. Она надела для нас свой лучший наряд. Когда Чаттертон начал дурно обращаться с ней, она предостерегла его, а потом, когда он сделал попытку изуродовать её, попросту уничтожила его. Как всякой женщине, ей хотелось, чтобы её любили ради неё самой, а не ради её богатств. Она предложила нам всё, что могла, а мы – мы покинули её. Она женщина, и оскорблённая женщина. Правда, она позволила нам уйти, но мы уже никогда не сможем вернуться. Она встретит нас вот этим…

И кивком головы он показал на тигров, циклоны и кипящие воды.

– Капитан… – начал Кестлер.

– Да?

– Сейчас уже поздно рассказывать об этом, но… перед самым взлётом я дежурил у воздушного шлюза. И позволил Дрисколлу уйти с корабля. Ему хотелось уйти. Я не смог отказать ему. Я взял это на свою ответственность. И сейчас он там, на планете.

Оба посмотрели в иллюминатор.

После долгого молчания Форестер сказал:

– Я рад. Я рад, что хоть у одного из нас хватило здравого смысла остаться.

– Но ведь он, должно быть, уже мёртв!

– Нет, эта демонстрация там, внизу, устроена для нас. А может, это просто обман зрения. Среди всех этих тигров и львов, среди ураганов наш Дрисколл цел и невредим, ибо он сейчас единственный зритель. Ох, уж теперь она так избалует его, что… Да, он заживёт там недурно, а вот мы с вами будем мотаться взад вперёд по Вселенной, разыскивая планету, которая была бы такой же чудесной, но так никогда и не найдём. Нет, мы не полетим назад спасать Дрисколла. А врочем, она всё равно не позволит нам сделать это. Полный вперёд, Кестлер, полный вперёд!

Ракета понеслась вперёд, резко увеличив скорость.

И за миг до того, как планета скрылась в сияющей дымке тумана, Форестеру вдруг показалось, что он ясно видит Дрисколла. Вот, спокойно насвистывая, юноша выходит из зелёного леска, и весь этот очаровательный мир овевает его своей прохладой. Для него одного течёт винный ручей, приготовляют рыбу горячие ключи, созревают в полночь плоды на деревьях, а леса и озёра ждут не дождуться его прихода. И он уходит в даль по бесконечным зелёным лужайкам, мимо шести белых камней, что стоят позади рощи, к отмелям широкой прозрачной реки.

Лёд и Пламя

Часть 1

Ночью родился Сим. Он лежал, хныкал, на холодных камнях пещеры. Кровь толчками пробегала по его телу тысячу раз в минуту. Он рос на глазах.

Мать лихорадочно совала ему в рот еду. Кошмар, именуемый жизнью, начался. Как только он родился, глаза его наполнились тревогой, которую сменил безотчетный, но оттого не менее сильный, непреходящий страх. Он подавился едой и расплакался. Озираясь кругом, он ничего не видел.