Приключения инспектора Бел Амора - Штерн Борис

18

Услыхав про себя такое, Бел Амор так разбушевался, что радисты СОС прикрутили звук у черного ящика, куда записывался малейший шорох из омута, а знахарь Грубиан заявил, что, конечно, гласность в медицине дело деликатное, но сейчас пусть пациент узнает всю голую правду и заглянет в себя поглубже, а тот, кто сидит в нем, пусть тоже знает, что он обнаружен и выведен на чистую воду, и пусть лучше оставит пациента в покое, потому что, прикрываясь Бел Амором, из омута ему все равно не выбраться. И знахарь Грубиан закончил ультиматумом:

— Пусть выбрасывает белый флаг!

— А ты не пугай, не пугай, — отвечал Бел Амор, и врачам было неясно, ответил ли это Бел Амор или тот, кто сидел в нем.

Зато все ясно было медицинскому консилиуму и яйцеголовым экспертам. Их доклады наконец-то приблизились к концу: эксперты рекомендовали правительственной комиссии немедленную эвакуацию близлежащих галактик и строительство вокруг омута двойной сферы Дайсона с прокладкой из риголита и стекловолокна и с отводом внутреннего тепла в запространство; а медицинский консилиум, который никого лечить не собирался, предложил пожизненно заточить Бел Амора в омуте, где так кстати образовался склад с продовольствием.

— Можно будет предоставить пациенту и другие необходимые удобства, разрешили они. — Можно даже назвать планету в его честь.

Бел Амор лишился дара речи.

Даже правительственная комиссия смутилась, даже бродяги были шокированы… но эксперты и медицинский консилиум стояли па своем: или спасение Вселенной, или спасение Бел Амора, третьего не дано.

— Что дороже, — спрашивали они, — жизнь целой Вселенной или жизнь одного человека с сомнительной к тому же репутацией?

Даже видавшие виды средства массовой информации так удивились, что забросили преферанс и примчались решать проблему: «ЧЕЛОВЕК ИЛИ ВСЕЛЕННАЯ?» Проблема со всех четырех сторон выглядела надуманной.

Во-первых, доказывали корреспонденты, людей во Вселенной, как собак нерезаных. Во-вторых, негумаиоидных Братьев по Разуму на два порядка больше (примерно как собак нерезаных в квадрате). В-третьих, каждый день цивилизации рождаются, живут и умирают, а тут какой-то человечишко — пусть даже сотрудник Службы Охраны Среды, пусть даже его жалко — но знак равенства, а тем более разделительный союз «или» между человечишкой и Вселенной недопустимы.

ИХ МНОГО, А ОНА ОДНА, И НЕЧЕГО РАЗДУВАТЬ ЭТУ ПРОБЛЕМУ АРШИННЫМИ БУКВАМИ!

Так выразился корреспондент журнала «Столярофф», никогда не державший в руках кирки или рубанка, но имевший свой интерес к проблеме (он представлял тайное общество плотников-бетонщиков — этим очень хотелось получить выгодный правительственный заказ на строительство двойной сферы Дайсона с Бел Амором внутри: сорвать солидный куш, замуровать, обложить стекловолокном, а уже потом жалеть и поклоняться).

Дженераль СОС тяжко задумался и полез в карман за портсигаром, но с досадой вспомнил, как самолично забросил портсигар в омут. Адъютант услужливо подал ему сигаретку и уже щелкнул зажигалкой, как вдруг из шатра послышался голос того самого мальчика, которого недавно выгнали с пресс-конференции — теперь этот голос звучал на заседании правительственной комиссии.

19

Откуда берутся гениальные мальчики?

Ну, трудно сказать…

Во всяком случае, это был наш, наш мальчик — из кроманьонцев, а не какое-то там инопланетное рыло, наш быстрый разумом Платон Невтонов, юный пионер, корреспондент сразу двух журналов — «Юный натуралист» и «Уральский следопыт», с двумя поплавками Барнаульского университета.

Когда его выгнали с пресс-конференции, он пробрался на заседание правительственной комиссии, сидел тихо, как мышь, вникая в яйцеголовые доказательства и изредка иронически улыбаясь. Потом он поднял руку и долго держал ее, как примерный ученик, ожидая, пока его вызовут. Уже нельзя точно установить, кто дал ему слово, — похоже, его мамаша хлопотала в кулуарах. Речь ее сына, длившуюся всю ночь, здесь невозможно привести полностью (желающих отсылаем в Главный Архив Охраны Среды, хотя без допуска туда не пропустят). Вот эта речь в кратком изложении:

— Уважаемая правительственная комиссия! — произнес мальчик и взял в левую руку мелок (он, как истинный гений, был левшой), а в правую — мокрую тряпку.

И чем дальше мальчик говорил, тем выше поднимались волосы, шерсть, гребешки, хохолки, лепестки на головах членов правительственной комиссии.