Тирмен - Валентинов Андрей

– Не запер? А если твои «монтекристы» вынесут?

Странное дело, его усмешка ничем не отличалась от усмешки старика.

– У меня «тулки», – не слишком задумываясь, ответил Петр Леонидович. – Еще «ИЖ», из бывшего города Устинова. Ижик-пыжик, где ты был… Не вынесут, я попросил ребят присмотреть.

Словно в подтверждение его слов, в дверях вырос шкаф шкафыч собственной персоной: амбал Вовик, звезда родного райцентра. Кивнул старику, поглядел на гостя – грустно, но не без сочувствия.

Исчез.

– Дожил, Джи Эф! Скоро провода начнешь на цветметалл сдавать.

– Это мысль, – невозмутимо согласился старик. – Обдумаю на досуге. Опытом поделишься?

Пиф-паф, пиф-паф.

Ой-ой-ой.

– Зайдем в кафе?

– Ну, если ты настаиваешь…

Как и в день «свиданки» с ушастой госпожой Калинедкой, кафе оказалось совершенно пустым. Даже без просроченной новогодней елки. Старика здесь знали. Приборы вкупе с хрустящей книжкой меню появились на столе, словно по взмаху волшебной палочки. Вместе с двумя бокалами шампанского: «от заведения».

– Летом приезжай, Пэн. На Старый Салтов отправимся. Я ради такого случая яхту у друзей попрошу. Не Майорка, конечно. Но очень-очень, вот увидишь.

Люстра, заботливо водруженная на новый крюк, еле заметно кивнула.

Одобрила.

– Майорка… – Вальяжный с брезгливостью перелистал меню, отложил в сторону. – Ты же там не был, Джи Эф. Некорректное сравнение!

– Тогда Байкал. Или Иссык-Куль. Устраивает? Не кривись, готовить тут умеют. Можно шашлык заказать, по-карски. Настоящий, на ребрышках.

Вальяжный с недоумением вздернул брови, словно услыхал что-то неприличное, в культурном обществе непроизносимое.

– Можно по-карски. И стрихнинчику, двойную дозу. Какой шашлык?! Я на диете, забыл?

– Диета? – Старик растерялся. – О чем ты, Петя… Пэн? У тебя самый обычный гастрит…

– Ага. Был обычный.

Петя, он же Пэн, умолк, но затем, подчиняясь требовательному взгляду старика, без всякой охоты пояснил:

– Год назад в больницу угодил. Боялись, что плохо дело. Оказалась язва. Зато классическая, хоть в учебник – или в анатомичку. Тебе писать не стали. И я не стал.

– Почему? Петя, мальчик мой, почему?

Вопрос прозвучал глухо, еле слышно, словно выстрел с некачественным самодельным глушителем. Казалось, еще чуть-чуть, и вальяжный господин Пэн исчезнет, окончательно превратившись в маленького мальчика Петю.

Не исчез, не превратился. Зло дрогнул голос, тихий, глуховатый, неотличимый от стариковского:

– А зачем? С тех пор, как я вырос – мы все, слышишь, все выросли! – наши дела стали тебе, как говорится, вне формата. Aren’t you, GF?

Пиф-паф!

Петр Леонидович сдержался, пережидая ноющую боль в подреберье: ответный выстрел попал в цель. Помолчал, отвернувшись, скрывая выражение лица.

Выпрямился.

– Закажу что-нибудь диетическое.

Старший лейтенант запаса Кондратьев женился сразу после войны – в мае 1945-го, в оккупированной Германии. После демобилизации Кондратьевы, однако, не вернулись в Ковров, где до войны работал Петр Леонидович. Не поехали ни в Москву, ни в знакомый и памятный Питер. Ташкент, Караганда, Красноярск, Тбилиси – подальше от центра, нигде долго не задерживаясь. Внимательный взгляд отметил бы еще одну странную особенность их переездов. В каждом новом городе Елена Ивановна Кондратьева, заполняя положенные анкеты, сообщала о своем прошлом нечто иное, чем в предыдущих. Не то чтобы слишком – как раз настолько, насколько разнились меж собой анкеты ее мужа.

Внимательных взглядов в стране хватало. Но по совершенно непонятной причине они скользили мимо, не останавливаясь, не замечая.

Судьба стыдливо отворачивалась.

Кочевали Кондратьевы вдвоем, после втроем, а затем и вчетвером, до конца пятидесятых. Потом, словно одумавшись, осели в тихом провинциальном Смоленске. К явному неудовольствию младшего поколения – сын и дочка привыкли менять школы, легко расплевываясь с очередной несимпатичной «училкой» или директрисой. Характером они удались в старших.

Все эти годы Петр Леонидович ни разу не работал по довоенной специальности. Его вполне устраивала служба попроще: вахтером, делопроизводителем, механиком – или тирщиком в местном парке. Супруга не пыталась спорить, поступая сходным образом.

Судьба тоже не спорила, в сторону смотрела.

Бывшая фронтовая разведчица, кавалер орденов Ленина и Боевого Красного Знамени, Елена Ивановна Кондратьева умерла в 1975-м. Через год пенсионер Кондратьев, оставив давно повзрослевших и обросших семьями наследников, переехал в большой областной центр на Украине, чтобы устроиться на работу в тире парка культуры и отдыха имени Максима Горького.