Великий маг - Никитин Юрий Александрович

В наступившей тишине Соммерг икнул, конфузливо прикрыл рот ладошкой. Его негибкий мозг не успевал за мыслью Лордера, я даже мог бы сказать, что нить потерял в самом начале, и вообще его мозг, как у богомола или бортового компьютера «Су-45», способен реагировать только на две команды: «свой – чужой».

– Так, значит, – спросил Живков растерянно, – вы все-таки за Юсу?

Лордер сказал, обращаясь к нам, по-прежнему не замечая вопроса Живкова:

– Как видите, к одной и той же цели – счастью человечества… можно идти прямо противоположными путями.

Кристина захлопала в ладоши. Глаза ее восторженно сияли.

– Вы удивительны! – воскликнула она счастливо. – Вы самый замечательный и мудрый философ!

Лордер без улыбки раскланялся, как артист на сцене, даже приложил руку к сердцу. Лакло поморщился, возразил:

– А по-моему, это тупик. Юсовцы признали, что человека сотворил не Бог… это обязывает!.. а Дарвин и Фрейд. И что нами управляют не какие-то моральные нормы, данные свыше, а обезьяньи инстинкты. И что у обезьяны нет понятий чести, достоинства, верности, так что нечего пытаться привить их и человеку, который не что иное, как голая обезьяна, как долгое время предлагали переназвать вид «гомо сапиенс». И вот, потому что человек – это обезьяна, которой управляют фрейдистские комплексы, ему нельзя доверять, а на каждый поступок нужно застраховываться уймой бумаг с печатями и обязательствами. Ни одному слову верить нельзя, ибо обезьяна есть обезьяна – нечего от нее требовать того, что не присуще ей по природе!

Завтрак был великолепен, но меня не оставляло чувство, что и здесь… чересчур. Чересчур великолепно и чересчур обильно. Разве что вместе с салфетками поставят в изящные стаканчики гусиные перья для щекотания горла. Чтобы в подражание римским патрициям выблевать съеденное, вернуться за стол и снова жрать, жрать, жрать в три горла. Или они все еще уверены, что в России плохо с импортными продуктами?.. Да нет, сами жрут так, что просто непонятно, как не распухают прямо на глазах.

После завтрака разбрелись по невероятно огромному дворцу. Кристина осматривала красоты, я – оборудование, заглянул в Инет на предмет новостей, Лакло и Соммерг отчаянно спорили неподалеку. Кристина подошла ко мне с сияющими глазами, но не успела раскрыть рот, приблизился Лордер. Я взглядом велел ей исчезнуть, не время для игр.

Физиономия у Лордера недовольная, как будто признавал, что совершенно нечаянно выступил на моей стороне, чего ему очень бы не хотелось. И когда заговорил, интонация была почти брезгливая:

– Надеюсь, вы поняли, что я лишь давал оценку своему обществу, которое построили несчастные беглецы, сумевшие перебраться за океан. Это не значит, что если я его понимаю, то и принимаю. Нет, при всем внешнем богатстве, которое мое общество может создать, оно никогда не полетит к звездам. Обезьяна рассуждает здраво: что, дескать, те дадут ее огороду? Семье, связям с женой соседа? Добавят ли жалование?.. Кстати, показательно и то, что, побывав на Луне… когда побывали, не помните? Уже целое поколение прошло!.. так и не сделали следующего шажка: не организовали лунную станцию, поселение, не говоря уже о том, что так и не послали экспедицию на Марс, Венеру, Юпитер и дальше, дальше, дальше!.. Как послал бы человек, строящий коммунизм, монархизм, утопизм, даже феодализм!

Лакло оставил Соммерга, подошел быстро, уши шевелятся, как у волка, хохотнул:

– Феодалы в космосе? Оригинально.

Лордер взглянул на него исподлобья.

– Вам кажется, что научно-технический прогресс неразрывно связан с прогрессом морали? Это кажется очевидным лишь потому, что так случилось. На самом деле вполне могло быть, что сейчас мы сидели бы в таком же дворце, компьютеры на каждом углу, ракеты летают к другим планетам, а на дворе феодализм, а то и рабовладизм. Или наоборот: общество равных возможностей, вы все уже убежденные фрейдисты, полное равноправие, гомосеки – тоже люди, а беглых рабов распинаем на крестах вдоль дорог, в цирках гладиаторские бои, кстати, очень хорошо смотрятся и по телевизору с частотой в сто мегагерц, но брызги крови лучше видеть наяву с трибун стадионов… Но это мы отвлеклись, давайте вернемся к своим баранам…

По лицу Кристины было видно, что она очень хотела бы остаться в этом заинтересовавшем ее мире высоких технологий и застывшего рабовладения, но ослушаться не осмелилась…

– Это временное общество, – сказал Лордер с нажимом. – Понимаете?.. Еще один вариант развития общества, еще один сценарий развития, который очень нужен и полезен для короткого рывка… он позволил жадной обезьяне создать некоторое общество изобилия, но абсолютно непригоден для развития. Я не случайно коснулся полетов в космос. Коммунисты, как и многие другие, что берутся выражать то, что выше Фрейда, стали бы основывать лунные станции сразу же после первой высадки на Луне. Зачем?.. А зачем люди даже сейчас все еще лезут на высокие горы?.. Альпинисты, не слыхали о таких?.. Да, лунная станция ничего не дает… хотя это утверждение уже неверно. Она дает, очень много дает. Нет, я говорю не о запасах урана или чего-то такого, что обезьяна может понять, потрогав, а дает нечто для души, для духа… Ах, это невозможно пощупать? Верно, обезьяне и юсовцу это не понять. Им не понять, что полеты в космос крайне необходимы для развития вот именно духа человечества к освоению нового, к проникновению дальше в неведомые просторы, в глубь Вселенной!.. Но обезьяне гораздо понятнее, как можно вбухать миллиарды долларов в производство нового вида губной помады, а потом еще несколько миллиардов на то, чтобы навязать именно ее, вытеснив предыдущую. Здесь понятно: такая помада делает женщину еще эротичнее…

Привлеченные спором, к нам неспешно приближались Челлестоун, Живков, даже Ноздрикл. Лакло возразил с живостью:

– Видел я эти новые помады. Ничего не делают. Все брехня.

– Да пусть даже делают! – отмахнулся Лордер. – Не о том речь. Наступает Великий Застой. Но обезьяна не везде победила человека в человеке.

Челлестоун за его спиной проговорил с предостережением в голосе:

– Эй-эй!.. Вы на чьей стороне?

Лордер даже не повел бровью, не то чтобы оглянуться, ответил с прежним высокомерием:

– Дорогой Челлестоун, что с вами? Когда это победители страшились указывать на свои, как говорили в России, отдельные изредка встречающиеся нетипичные недостатки? Это привилегия сильных. Слабые свои промахи скрывают. Очень тщательно!..

Челлестоун хмурился. Острый и смелый ум, однако он уже ощутил себя юсовцем, что значит – всеми силами стремится к комфорту и уюту. Издавна, подумал я, искусство делилось на два основных жанра: трагедии и комедии. Трагедии, как известно еще с времен Древней Греции, посещали представители высшего класса, аристократия, жречество, то есть высоколобые того времени, а рабы и простолюдины предпочитали что-нибудь попроще. Мир трагедий им непонятен, страшен, волнителен, а вот комедии в самый раз. В комедиях никто никого не убивает, а если и убивают, то лишь «плохих», кого надо, а в конце любой пьесы все женятся и радостно поют.