Чужак в чужой стране - Хайнлайн Роберт Энсон

— Мы знаем это, Джубал. Мы вернемся. И снова разделим воду.

— Обязательно, сынок.

— Да, Отец.

— Что?

— Джубал, в марсианском нет слова «отец». Но позднее я грокнул, что ты мой отец. И отец Джил.

Джубал взглянул на Джил.

— Мм… Я грокнул. Что ж, позаботьтесь о себе, ребята.

— Да. Идем, Джил.

Они ушли раньше, чем он поднялся из-за стола.

Это был самый обычный карнавал: карусели, леденцы на нитках, незатейливые балаганы, освобождающие простаков от долларов. Лекция на сексуальную тему, учитывающая местные взгляды, основывающаяся на взглядах Дарвина, позирующие девушки, чьи одежды вызвали порицание со стороны местных законников. Бесстрашный Фентоп, делающий Смертельный Прыжок перед притихшей публикой. Здесь не было менталиста[25], зато был фокусник; не было бородатой женщины, зато был полумужчина-полуженщина; не было шпагоглотателя, зато был глотатель огня; не было татуированного мужчины, но была татуированная женщина, которая заодно была заклинательницей змей и под занавес выходила «абсолютно голая!.. одетая лишь в живую, экзотически разрисованную кожу!» Любой, кто нашел бы хоть один квадратный дюйм нетатуированной кожи ниже шеи, мог получить двадцать долларов.

Приз оставался невостребованным. Миссис Пайвонски позировала, одетая в живую плоть — свою собственную и четырнадцатифутового удава, которого она звала Лапушкой, причем змея обвивала ее столь продуманно, что даже пастырский совет не мог придраться. В качестве еще одной защитной меры (для удава), во время выступления она стояла на стуле внутри невысокого брезентового заграждения на манер детского манежа, по которому ползала дюжина кобр. Кроме того, освещение было не особенно ярким. Но обещание миссис Пайвонски было честным. Ее муж, до того как умереть, владел небольшой татуировочной студией в Сан-Педро.

Когда с заказчиками было туго, они татуировали друг друга. Наконец она с ног до шеи превратилась в сплошное произведение искусства. Миссис Пайвонски гордилась тем, что является самой разрисованной женщиной в мире и что расписал ее величайший в мире художник — таково было ее искреннее мнение о покойном муже.

Патриция Пайвонски вращалась среди закоренелых грешников без вреда для себя. Они с мужем были обращены самим Фостером. Где бы она ни была, она непременно посещала ближайшую Церковь Нового Откровения. Она с величайшей радостью сбрасывала с себя одежду во время представления, ибо была одета в веру, будто является холстом гениальной религиозной картины, какой не найти ни в музеях, ни в соборах. Когда они с Джорджем увидели Свет, на Патриции оставалось не более трех квадратных футов нетронутой кожи. Ко времени смерти мужа на ней была изображена вся жизнь Фостера от младенческой колыбели, над которой парили ангелы, до славного дня, когда он занял уготованное ему место.

К сожалению, большая часть этой священной истории была скрыта от людских глаз. Но она могла демонстрировать ее на закрытых собраниях Счастливых — в церквях, которые посещала (если пастырь просил об этом, а это бывало почти всегда). Она не способна была проповедовать, не имела музыкального слуха, чтобы петь, никогда не отваживалась произнести речь… зато она была живым свидетельством священного света.

Ее выход был предпоследним. Еще оставалось время убрать фотографии, пройти за кулисы и приготовиться к выступлению. На сцене выступал фокусник.

Доктор Аполло взял стальные кольца и предложил желающим убедиться, что они сплошные. Затем попросил держать кольца так чтобы они касались одно другого, и тронул их своей палочкой. Кольца образовали цепь. Он положил палочку на воздух, принял от ассистентки корзинку яиц и стал жонглировать полудюжиной. Его манипуляции не привлекли большого внимания — все взгляды были прикованы к ассистентке. На ней было больше одежды, чем на девочках из шоу, однако вряд ли где-нибудь у нее можно было найти татуировку. Зрители и не заметили, как вместо шести яиц стало пять, затем четыре… три, два… Под конец доктор Аполло подбрасывал в воздух единственное яйцо.

Сказав: «Яиц с каждым годом все меньше и меньше», — он кинул яйцо в зал и повернулся спиной к толпе. Никто не заметил, что яйцо исчезло, ни в кого не попав.

Доктор Аполло пригласил на сцену мальчугана.

— Сынок, я знаю, что ты думаешь. Ты думаешь, что я не настоящий волшебник. На тебе за это доллар.

Он достал бумажный доллар, но тот исчез прежде, чем мальчик протянул руку…

— Ах, как нехорошо! Я дам тебе другой. Держи! И беги-ка быстрей домой — тебе давно пора спать.

Парнишка бросился бегом со сцены, сжимая монету. Фокусник повернулся к ассистентке.

— Мадам Мерлин, что, мы будем сейчас делать?

Она что-то прошептала ему на ухо. Он покачал головой.

— Ну не здесь же перед всеми.

Она снова что-то шепнула ему. Фокусник вздохнул.

— Друзья, мадам Мерлин хочет в постель. Кто из джентльменов поможет ей?

Он удивленно взглянул на ринувшуюся толпу.

— О, не столько сразу! Кто-нибудь служил в армии?

Добровольцев было все еще слишком много. Доктор Аполло отобрал двоих и попросил:

— Там, за сценой, стоит армейская койка. Отбросьте вон тот занавес. Вот так. Теперь вынесите ее на сцену. Мадам Мерлин, лицом сюда, пожалуйста.

Пока добровольцы несли койку, доктор Аполло делал пассы.

— Спите… спите… вы уже спите. Друзья, она в глубоком трансе. Теперь, джентльмены, положите ее на койку. Осторожно…

Девушку, окоченелую, словно труп, положили на койку.

— Благодарю, джентльмены.

Фокусник взял парящую в воздухе палочку я простер ее к столу, стоявшему у края сцены. Из корзины с бельем поднялась простыня и подплыла к фокуснику.

— Укройте ее. Закройте голову. Не следует глядеть на спящую женщину. Спасибо. Можете спуститься вон туда. Прекрасно! Мадам Мерлин… вы слышите меня?

— Да, доктор Аполло.

— Вы крепко спите. Теперь вы чувствуете себя легкой. Вы спите на облаках. Вы парите…

Закрытая простыней фигура взмыла на фут.

— Ого! Не улетайте совсем.

Мальчишка шепотом объяснил:

— Когда он накинул простыню, она спустилась в люк. А там просто проволока. Он скинет простыню, проволока сожмется и исчезнет. Так кто угодно может.

Доктор Аполло пустил это мимо ушей.

— Чуть выше, мадам Мерлин. Выше… Так…

Фигура под простыней поднялась на шесть футов.

— Там железный прут, — зашептал мальчишка, — его не видно. Вон там, где край простыни свисает до койки.

Доктор Аполло попросил добровольцев убрать койку.

— Она больше не нужна: мадам Мерлин спит на облаках.

Он приблизился к парящей фигуре и прислушался.