Чужак в стране чужой - Хайнлайн Роберт Энсон

— Смитти? Это что — настоящее волшебство?

— Думаю, можно назвать это и так, — осторожно согласился Майкл.

— А вот я назвала бы это чудом. — Голос Пэт дрожал от с трудом сдерживаемого возбуждения.

— Называй, как хочешь, но только ловкость рук тут ни при чем.

— Знаю.

Она испугалась. Патриция Пайвонская всегда уповала на Господа, а потому ничего не боялась, но вот судьба друзей ее волновала, и очень.

— Ну-ка, Смитти, посмотри сюда. Ты что, подписал договор с дьяволом?

— Нет, Пэт, ничего подобного.

Она продолжала всматриваться ему в глаза, ища правду.

— Похоже, ты не врешь…

— Тетя Пэтти, он и вообще врать не умеет.

— … а значит, это — чудо. Смитти… да ты же святой!

— Не знаю, Пэт.

— Архангел Фостер узнал о своем даре только в пятнадцать лет, хотя творил чудеса и раньше. Ну точно, ты — святой. Если подумать, я почувствовала это сразу, как тебя увидела.

— Не знаю, Пэт.

— Вполне возможно, что Майк и святой, — согласилась Джилл. — Но сам он этого не знает. Майкл… мы рассказали уже так много, что нет смысла скрывать остальное.

— Майкл! — Глаза миссис Пайвонской расширились. — Архангел Михаил, ниспосланный нам в облике человеческом!

— Не надо, Пэтти! Даже если и так, все равно Майк об этом не знает.

— А почему он должен знать? Чудны и таинственны дела Господа нашего.

— Тетя Пэтти, позволь мне, пожалуйста, вставить хотя бы слово.

Вскоре миссис Пайвонская уяснила себе главный факт: Майк — Человек с Марса. С трудом и несразу она согласилась относиться к нему как к нормальному человеку, отнюдь не отказываясь от собственной своей теории, кто он такой и зачем попал на Землю; и то сказать, вот, например, Фостер жил на Земле как обыкновенный человек — и в то же самое время всегда, предвечно, пребывал и пребудет архангелом. Ну а если Джилл и Майкл не считают себя спасенными, даже на этом настаивают, — ладно, она будет относится к ним так, как они того хотят. Пути Господни неисповедимы.

— Вот «ищущим» нас, пожалуй, и можно назвать, — помог ей Майкл.

— И этого, родные мои, вполне достаточно! Я ничуть не сомневаюсь, что вы спасены, но ведь даже сам Фостер был сперва простым ищущим. И я вам помогу.

Они расположились прямо на ковре, и вскоре Пэт стала не только свидетельницей, но и непосредственной участницей еще одного чуда. Джилл легла на спину, переговорила — мысленно — с Майклом, и тот поднял ее — спокойно, безо всякого карнавального трепа и бутафории. Лицо наблюдавшей за ними Патриции сияло благоговейным счастьем.

— Пэт, — сказал затем Майкл, — ложись на спину.

Она подчинилась с абсолютной, нерассуждающей готовностью, словно приказу самого Фостера.

— Майк, а может, ты меня опустишь? — немного встревожилась Джилл.

— Нет, мне совсем нетрудно.

Что-то мягкое, нежное — и невидимое — осторожно подняло миссис Пайвонскую в воздух. Страха не было — только ошеломляющий религиозный экстаз, молнией пронизавший ее чресла, заставивший слезы брызнуть из глаз. Такой силы Пэт не ощущала еще ни разу, во всяком случае — с того времени, когда жив был еще Святой Фостер. Майк пододвинул Джилл к Пэт, и они обнялись; слезы, катившиеся теперь еще обильнее, перемежались громкими, счастливыми всхлипываниями.

Затем они снова лежали на полу, а Майк не ощущал ни малейшей усталости — он вообще начал уже забывать, что такое усталость.

— Майк… — окликнула его Джилл. — Нам нужна вода. —

(????)

(Да) — ответила она.

(А потом?)

(Приятная необходимость. Зачем, думаешь, она сюда пришла?)

(Я знал. Я не был уверен, что ты знаешь… и что ты одобришь. Брат мой.)

(Брат мой.)

Майкл послал стакан в ванную, наполнил его из-под крана, вернул назад и опустил прямо на ладонь Джилл. Миссис Пайвонская наблюдала за всем этим с интересом, но не более. У нее не было уже сил изумляться.

— Тетя Пэтти, — сказала Джилл, — это — вроде крещения… или обручения. Это… ну, такая марсианская штука. Это значит, что ты веришь нам, а мы верим тебе… что мы можем все тебе рассказать, а ты можешь все рассказать нам… и что мы теперь вместе — и теперь, и навсегда. Но только обратного хода нет. Если ты нарушишь эту связь, мы умрем. Умрем сразу — спасенные там или нет. А если нарушим мы… но мы никогда такого не сделаем. Только ты не подумай, никто тебя не заставляет, если не хочешь — можешь не делить с нами воду, и мы все равно останемся друзьями. Если тебе мешает твоя вера — не надо. Мы не принадлежим к твоей церкви и, возможно, не будем принадлежать никогда. Мы — «ищущие», но никак не более. Ты согласен, Майк?