Валис - Дик Филип К.

К тому моменту мозги у Жирного окончательно съехали набекрень. Он не делал больше ничего, лишь писал экзегезу или просто слушал стерео, или навещал Шерри в больнице. Жирный начал вставлять параграфы в свой трактат в совершеннейшем беспорядке.

К моменту написания последнего пассажа Жирный Лошадник умирал в одиночестве. Элия, вернее, то божественное, что закачивало в его череп тонны информации в 1974-м, оставило Жирного. Ужасный вопрос, который снова и снова задавал себе Лошадник, не попал в его трактат. Вопрос этот можно сформулировать так:

Жирный не мог понять, в чем дело. Девушке целый год не могли поставить правильный диагноз. Почему Зебра не выстрелила информацией в Жирного, или в доктора Шерри, или в саму Шерри – в кого-нибудь?

Почему не сделала этого вовремя?

Однажды, когда Жирный пришел к Шерри в больницу, у ее кровати стоял ухмыляющийся придурок, простофиля, которого Лошадник уже встречал раньше. Этот тип вечно ошивался поблизости, когда Жирный и Шерри жили вместе, частенько обнимал Шерри за плечи, целовал, твердил, что любит ее, – совершенно не обращая внимания на Жирного. Когда Лошадник вошел в палату, этот так называемый «друг детства» говорил Шерри:

– Чем мы с тобой займемся, если я стану царем, а ты царицей?

На что Шерри, корчась от боли, пробормотала:

– Все, чего я хочу – так это избавиться от проклятых комков в глотке.

Жирный никогда раньше не был настолько близок к тому, чтобы убить человека на месте. Кевин, пришедший вместе с ним, еле удержал Лошадника.

В машине, по пути из больницы в одинокую квартиру Жирного, которую он так недолго делил с Шерри, Лошадник сказал Кевину:

– Я с ума схожу. Не могу этого вынести.

– Нормальная реакция, – ответил Кевин. В те дни он воздерживался от своего обычного цинизма.

– Скажи мне, – спросил Жирный, – почему Бог не хочет ей помочь?

Он держал Кевина в курсе того, как продвигается экзегеза. Контакт Жирного с Богом в 1974-м не был для Кевина тайной, так что Лошадник мог говорить открыто.

Кевин ответил:

– Неисповедимы пути Великого Пунты.

– Что еще за хрень? – поинтересовался Жирный.

– Я не верю в Бога, – сказал Кевин. – Я верю в Великого Пунту. А пути Великого Пунты неисповедимы. Никто не знает, почему он делает то, что делает, и почему не делает того, что не делает.

– Шутишь? – спросил Жирный.

– Нет, – ответил Кевин.

– Откуда взялся Великий Пунта?

– Один Великий Пунта знает.

– Он милостивый?

– Одни считают, что да, другие – что нет.

– Если бы он хотел, то мог бы помочь Шерри.

Кевин сказал:

– Никто не ведает путей Великого Пунты.

Оба рассмеялись.

Преследуемый мыслью о смерти, безумно страдающий из-за Шерри, Жирный написал параграф пятнадцатый своего трактата.