Боги богов - Рубанов Андрей

Она сделала еще шаг.

— А теперь я не знаю, что делать. Ты много раз дал мне свою силу, но…

— Подойди, — велел Марат.

— Нет! — крикнула Ахо, поднимая залитое слезами лицо. — Я не могу родить от тебя ребенка. Прости меня. Я должна уйти.

— Замолчи. Подойди.

— Нет, Хозяин Огня. Я ухожу, Хозяин Огня. Я бесплодна. Я должна уйти в чувствилище и съесть голубой гриб.

Марат встал, шагнул к ней.

Ахо почти ничего не весила. Если бы не крупная плотная грудь, ее можно было бы принять за ребенка; но Марат хорошо знал, что она не ребенок. Слишком хорошо.

— Ты не бесплодна. Я убью любого, кто так скажет. Но… я не могу дать тебе свою силу. Моя сила совсем не такая, как у других бродяг. Ты можешь родить ребенка от любого мужчины. Но не от меня. Понимаешь?

Ахо помотала головой.

— Но я… — он помедлил, подбирая слова, — могу дать тебе другую силу. Она здесь.

И показал на свой лоб.

— Я не хочу другую силу! — сказала Ахо. — Я хочу настоящую!.. Мужскую! Сила из головы ничего не значит, если нет силы естества!

Ее слезы на вкус были словно кофейный ликер.

— Матери рода знали, что однажды ты уйдешь… Ты бродяга, ты пришел издалека. У тебя по пять пальцев на каждой руке. Ты не можешь жить на одном месте. Если ты уйдешь к океану, ты не вернешься.

— Я возьму тебя с собой.

Ахо запустила крошечные руки под его одежду.

— Хозяин Огня, я не могу идти с тобой. Я должна быть рядом с огнем моего рода. А когда моя мать умрет, я стану матерью рода. Так всегда было. Я должна взять мужа и родить детей.

— Я твой муж.

— Да, Хозяин Огня. Это так. Но если ты не можешь дать мне свою силу, то ты, значит, не хозяин своей силы. А тот, кто повелевает чужой силой, но не повелевает своей, тот несчастен. Я не хочу, чтобы мой муж был несчастен. Если мой муж несчастен — значит, я плохая жена…

Марат улыбнулся.

— Замолчи. Ты хорошая жена.

Ахо помотала головой.

— Нет. Плохая. Та, что была до меня, была лучше…

— До тебя у меня не было жены.

— Ты говоришь ложь. Когда ты взял меня, ты уже был мужчиной.

Да, подумал Марат, здесь возразить нечего.

— Расскажи, — попросила Ахо. — Расскажи о той, что была до меня. Я хочу понять.

— Ты не сможешь.

— Расскажи так, чтобы я поняла.

— Я тоже не смогу.

Ахо вздохнула и в одно мгновение повзрослела; из темноты за ее спиной возникла длинная череда ее предшественниц, потративших жизни на поддержание неугасимого родового пламени. Невозмутимых и твердых, как гранитные валуны стен чувствилища.

— Расскажи, как сможешь. Я буду смотреть на тебя и слушать.

Ее слезы высохли.

— Я пойму всё, даже если не пойму ни слова.

5.

Юла никогда не была его женой. И не могла ею стать ни при каких обстоятельствах.

Ее мать жила на Агасфере, отец — на Эдеме, первый отчим — на Империале, второй — на Патрии. Семейство владело половиной планеты Силикон, поверхность которой состояла из чистейшего поликремния. Девочка принадлежала к поколению сверкающих космополитов: рожденная богатыми родителями в самый разгар биоинженерной революции, она порхала в компании таких же великолепных сверстников и сверстниц с планеты на планету, не считая денег, не заботясь о приличиях, выхватывая повсюду самое интересное, яркое, забавное и вкусное, а когда тот или иной мир начинал надоедать — мгновенно перебиралась в другое место.

Сверкающие космополиты не любили проблем и нигде подолгу не задерживались. Глубоко презирали местные субкультуры, вели себя вызывающе — но им все прощали, за щедрость и живописность. Их было мало — зато они, шумные фрики, кормили светских хроникеров, рестораторов, отельеров, стилистов, шоуменов, ювелиров, дизайнеров одежды и обуви, и всякий гражданин Федерации, желающий узнать, что такое кураж или хамство, мог подключиться к специальному каналу и в режиме реального времени понаблюдать за бытом самых шикарных и великолепных хамов из всех, каких знало человечество. Тем более что закрытая субкультура сверкающих действительно поражала воображение своей красотой и изощренностью, а также особенным, глубоко и всесторонне продуманным цинизмом.

Сами они считали себя героями, ибо не признавали дух millennium taciturn. Горланили непристойные куплеты, орали, шумели и визжали везде, где можно и нельзя. Звуки живой природы глубоко презирали, тишину ненавидели, штрафы за ее нарушение уплачивали шутя, и юная Юла гордилась тем, что однажды, в семнадцатилетнем возрасте, за три дня пребывания на Атлантиде потратила на штрафы четыре миллиона.