Договор с вампиром - Калогридис Джинн

"Держись, Аркадий. Потерпи, осталось совсем немного".

Его голос был приятным, убаюкивающим, и вскоре я успокоился. Вопреки дядиному призыву, я провалился в сон. Сколько я проспал – не знаю. Меня разбудил желтоватый свет фонаря, мелькнувший в дверном проеме, и гулкие шаги. Не успел я прогнать остатки сна, как послышалось волчье рычанье и истошные человеческие вопли.

Я нащупал револьвер, вскочил и бросился на шум.

Возле открытой двери склепа валялся опрокинутый фонарь. Масло из него вытекло и загорелось. Огненная лужица освещала лежащего на спине крестьянина. Он отчаянно молотил руками, стараясь загородиться от волка, который все ближе подбирался к его горлу. Силы были неравными; зверь трепал свою жертву, точно пес пойманную крысу.

Я вскинул револьвер, приготовившись выстрелить, но рука моя была нетвердой – сказались утомление и доза лауданума. Волк и крестьянин мелькали передо мной с такой быстротой, что я боялся вместо зверя попасть в человека.

Борьба продолжалась недолго. Из горла жертвы вырвался предсмертный хрип. Руки крестьянина безжизненно упали на пол. Волк вцепился ему в горло и сомкнул челюсти. Не помню, слышал ли я хруст сломанных позвонков. Оторвав тело крестьянина от пола, волк поднял его на целый фут, сильно встряхнул и разжал зубы.

Словно удовлетворенный содеянным, волк неспешно оглядел свою жертву. Падая, крестьянин ударился головой о мраморный пол. Его голова треснула, как спелый орех. Пол и стены густо покрылись темно-красными брызгами.

Я вскрикнул, узнав в убитом старого садовника Иона. Его седые усы пропитались кровью, в мертвых глазах застыл ужас, а изо рта и разодранного горла ползла кровавая пена.

Желтые глаза зверя обратились на меня. Волк негромко зарычал. Я вскинул револьвер, приготовившись выстрелить. К моему удивлению, зверь бросился не на меня, а прочь из склепа и исчез в темноте. Я не побежал за ним вдогонку. Присев на корточки перед мертвым Ионом, я только сейчас заметил валявшийся неподалеку полотняный мешок, запачканный кровью.

Я развязал тесемки и извлек оттуда молоток, пилу, кол и головки чеснока. Вид этих предметов пробудил во мне дикую, слепую ярость. Ион погиб страшной смертью, но в тот момент я не испытывал никакой жалости к старику. Мне казалось, сама судьба покарала его. Я схватил мешок и швырнул в лужицу горящего масла, потом, один за другим, отправил туда же орудия несостоявшегося злодеяния. Огонь совершенно не повредил металлическую пилу, да и рукоятка молотка лишь слегка почернела. Зато чеснок сгорел дотла, наполнив воздух едким дымом, от которого у меня защипало глаза. Я с наслаждением смотрел, как чернеет и превращается в головешку кол.

Когда импровизированный костер догорел и погас, я засунул револьвер за пояс и, пошатываясь от дыма и лауданума, побрел внутрь склепа Я едва успел войти в узкий коридор, как вдруг в дальнем конце что-то вспыхнуло. Поначалу эта белая вспышка испугала меня, но затем я успокоился. Мне показалось, будто кто-то зажег маленький огарок свечи, который в любой момент мог погаснуть. Волкам свет ни к чему, значит, там находился человек. Скорее всего, Мери, которая вернулась, когда я спал, и притаилась в углу.

Я окликнул ее.

Ответом мне был тихий вздох, почти стон. Голос, несомненно, принадлежал женщине, но мне послышалось в нем что-то звериное. И с этим звуком – не знаю, почему именно с ним, но с этим звуком развеялись все мои сомнения и исчезло всякое замешательство. Страх не исчез, наоборот, он стал еще сильнее и глубже, чем прежде. Горестные переживания тоже никуда не делись. В этот момент я был похож на слепца, который годами жил, не подозревая о своей слепоте, и неожиданно обрел зрение. Я вдруг стал... самим собой. Не было больше когтей, терзавших мой мозг. Не было чужой воли, управлявшей моим разумом едва ли не с раннего детства.

Свет разрастался. Со стороны ниши ко мне шла Жужанна.

Она была похожа на прекрасного ангела, окруженного лучезарным сиянием. Ее кожа светилась. Приглядевшись, я понял, что ошибся: светилась не кожа Жужанны. То было внутреннее сияние! Думаю, любой мужчина безрассудным мотыльком устремился бы на этот свет, зачарованный полными алыми губами и сверкающими ослепительно белыми зубами Жужанны. А ее восхитительные глаза, сохранившие свой цвет! Но теперь они стали еще прекраснее благодаря танцевавшим в глубине золотистым искоркам. Единственный недостаток – они ничего не выражали, напоминая глаза младенца, впервые увидевшего окружающий мир. Жужанна меня не узнала. Я понял это не сразу, продолжая любоваться ее блестящими, с синеватым отливом волосами, которые черными волнами ниспадали до пояса. К тому же погребальные одежды не скрывали, а скорее подчеркивали, насколько совершенным было ее тело. Из плоской, угловатой дурнушки моя сестра превратилась в соблазнительную красавицу.