Радиус Поражения - Каменистый Артем

– Мне можно будет при этом присутствовать?

Увы — в глазах Грищенко ответ прочитался еще до того, как сорвался с губ. Сотрудничество это хорошо — но пора российскому гостю и честь знать.

– Нежелательно. Со мной одно дело, а с дедушкой… Но я вам сообщу, если он начнет разливаться соловьем. А там, наверное, все равно россиянам его передавать придется — запрос, думаю, сделаете. Если на Украине за ним ничего серьезного нет, то он ваш. Убийство солдат у вас же были. У нас мы можем пришить ему лишь хранение огнестрела — несерьезно.

– Не удивлен, если и на вашей земле они отметились в чем-нибудь похуже, чем хранение оружия.

– Запросто. Надо поднять инфу по пропажам вооружения — может найдем их следы. Но каково загибает, а? Четыреста миллионов свинок. Мне многое доводилось слышать, но такое… Крут этот Махров — психиатрам очень понравится.

* * *

Синельников Игорь Анатольевич, или в прошлом просто Синий, открыв дверь, стиснул Рощина в объятиях. Дружеских, разумеется, объятиях. И хотя Рощин не видел его уже десять лет, показалось, что не прошло и дня. Изредка бывает, когда между людьми возникает чувство полного единства. Какого-то сродства, не оставляющего места для неловкости в любой ситуации. И все между ними естественно — без глупых стандартных церемоний. Можно не видеться годами, но помнить друг о друге с теплом, звоня не только чтобы поздравить с днем рождения, а и безо всякого повода. «Серега! Вечер добрый! Я тут футбол посмотреть решил, но как глянул на игру, от ужаса полез за водкой. Первую рюмаху уже накатил за упокой этих педерастов, что в чистом поле всей толпой мяч найти не могут, а вторую за твою здоровье пью. Если у тебя что-то есть, а у тебя не может не быть, наливай и себе — чокнемся об трубки. Мы ведь не алкаши сам-на-сам пить?!» Вот так и жили старые друзья — их разделяли границы и тысячи километров, но ощущения разлуки не было. Они не просто поддерживали связь — они оставались вместе.

Но встрече все же были рады безумно.

– Пусти! Отожрался на хохляцком сале — боров! Ребра же трещат! Да и соседи могут увидеть — представляешь, что о тебе подумают?

– Уж соседи меня за педика точно не примут — я ведь о-го-го! От меня не успевают жен, дочерей и даже бабушек прятать! Ведь если найду, то все — не уйдет.

– Десять лет тебя не видел, а врешь все так же. От тебя не то, что бабушки сбегут — даже жена ушла. С немцем своим.

– Не ушла она — отпустил! Практически выгнал! Не путай! Освободила мне душу — теперь могу заниматься облагораживанием местной генетики без малейших угрызений совести! Заходи давай — чего стесняешься, будто монашка на панели!

– Да ведь ты сам не пускаешь — небось, не хочешь кормить. Не зря про вас, хохлов, говорят, что вы жадные — сам теперь убедился!

– Проходи — сейчас я тебе докажу всю глубину твоих русофильских заблуждений. Ничего для тебя не пожалел — горбушку черствого черного хлеба уже от плесени очистил, кильку в томатном соусе тоже открыл. Но только ты ее много не ешь — назавтра еще надо оставить.

– Сам ею давись, — уже разуваясь, хмыкнул Рощин. — У меня корюшка есть — полсумки. Не какая-нибудь питерская, в балтийской моче выловленная. Настоящая — дальневосточная, икряная. Йодом отдает — все как положено. Ты, кстати, обещал мне какое-то уникальное пиво. Только мне много нельзя — завтра в СБУ ваше топать опять, неохота туда с термоядерным выхлопом приходить.

– Ха! СБУ? Знаешь, для чего там, на входе, охрана стоит? Чтобы не пропускать бродячих животных и тех, кто без перегара туда ломится. Так что мы сейчас будем доходить до кондиции всерьез — готовься.

Ни Рощин, ни Синельников алкоголиками не были, несмотря на армейское настоящее первого и прошлое второго. Употребляли, конечно, но очень аккуратно и только с поводом. В жизни Синего, правда, был период, когда он пил помногу и что угодно. Было это давненько, еще в армейские его годы. В принципе, в том месте, куда он тогда попал, не пить было невозможно. Хорошо, что это не вошло в привычку на всю оставшуюся жизнь. Ну а с Рощиным вообще все просто — с его службой квасить можно начинать, лишь получив генеральские погоны. Раньше нежелательно — чревато. Так что весь диалог друзей был не более чем исконно русским ритуалом завышения своих возможностей и намерений.

Хотя повод, сегодня, был. Причем неслабый — десять лет не виделись.

Квартира у Синего была маленькой, однокомнатной. Относительно чистая и неплохо обставленная, но женской руки в ней не ощущалось. И вообще, единственный след слабой половины человечества, обнаруженный Рощиным — это кружевные трусы (приличного размера), явно не первый день сохнущие на трубе в ванной. Умывшись, Сергей, вытирая руки, через дверь крикнул: