З.Л.О. - Соя Антон

— Красивая железяка, — сказал Димон, кивнув на трофейную «БМВ-328», 1936 года выпуска, мокнущую у замка в ожидании хозяек. — Я, конечно же, в нее не полезу.

В темноте под дождем Димон был ослепительно красив. Неподвижно зависнув в воздухе рядом с машиной, сияя золотом, демон раздвинул темноту вокруг себя метров на десять. Дождь обтекал его крылатую фигуру, как инородную солнечную каплю. Картина завораживала так сильно, что Следак и двойняшки застыли, любуясь на это светопредставление. Инфернальное существо вызывало первобытное желание бухнуться перед ним на колени. «Из чего он состоит? — подумал Следак. — Наверное, из протоплазмы». Слово пришло откуда-то из детства. Оттуда же, видимо, взялся и образ, который дольше всего задержался на лице Димона. В нем все более ясно проступали скуластые черты обиженного и задумчивого врубелевского Демона. «Пусть так, лишь бы перестал мелькать и меняться. Интересно, сестрички видят то же самое, что и я?»

Аня первая вышла из оцепенения:

— Нам пора. Время бежит.

— Отправляйтесь. Я буду там раньше вас.

— Где — там? Ты знаешь, куда надо попасть?

— Конечно. Я буду ждать вас в склепе Алхимика.

Демон взмахнул крылами и в мгновение ока переместился на единственную уцелевшую башню замка. Только огненный след в воздухе указывал на траекторию полета до крошечного силуэта на башне. Трое незадачливых хозяев строптивого демона молча сели в машину и покатили на немецкое кладбище.

Как ни странно, с этим печальным местом у Следака были связаны приятные детские воспоминания. Лучшего места для мальчишеских игр и специально было бы не придумать. Старое заброшенное лютеранское кладбище притягивало их как магнит, именно оно стало самым любимым местом игр и посиделок. Могилы и склепы, во многие из которых можно без труда залезть (двери были уже выломаны или просто не закрывались), множество мраморных и чугунных скамеечек, обилие зелени, недоступность для взрослых — все это делало кладбище привлекательным. Внутри склепа, как правило, стоял саркофаг, хотя попадались и пустые склепы, даже без постаментов. Саркофаг обычно мраморный, реже из гранитной крошки. На крышке, если она была цела, непонятные детям тексты, а кроме них — вензеля и металлические накладки в виде пальмовой или лавровой ветви, веночка из дубовых листьев с желудями, розочки. Иногда в одном склепе стояло несколько саркофагов разных размеров, были и совсем маленькие, видимо детские. Может быть, из возрастной солидарности дети украшали такие надгробия цветами. В нескольких склепах были окошки. В некоторых из них какое-то время даже продержались фрагменты витражей, и если солнце светило в такое окошко, то разноцветный рисунок, чаще всего крест, роза или лилия, появлялся на поверхности крышки саркофага.

К тому моменту, когда Следаку стукнуло двенадцать лет, витражей почти не осталось — одни разбили, другие разобрали и увезли куда-нибудь на дачу в Литве. Изнутри стены склепов были выложены керамической плиткой, чаще голубоватой или белой. Но иногда они находили склепы с бордюрной плиткой и очень красивыми рисунками. Следак отчетливо запомнил два вида рисунков: надтреснутые вазы с белыми лилиями, перевязанные темными лентами, и поникшие осыпающиеся бледно-сиреневые маки, очень нежные, — кстати, такие росли в изобилии на аллеях кладбища. Стоило их сорвать, как анемичные сиреневые лепесточки начинали задумчиво облетать.

Снаружи склепы выглядели аскетично, лишь кое-где сохранились медные таблички с именем и фамилией, но и они потом исчезли. Очень многие обелиски обвивал плющ, а по земле почти ровным ковром стелился барвинок с синими цветами, захвативший довольно большую часть кладбища. Вдоль аллей стояли скамеечки. Первыми на окрестные дачи отправились чугунные. Мраморные исчезли последними… Рядом с каждой скамейкой росла туя. Только на кладбищах немцы сажали тую, больше нигде в городе она не встречалась. Дерево мертвых. Стволы взрослых растений закручивались в штопор и отдаленно напоминали кипарис. Следаку странно потом было видеть это могильное деревце на приусадебных и дачных участках новых русских в окрестностях Петербурга. А может, и правда, что для русского хорошо, для немца смерть? Но царила в кладбищенском парке ежевика. Плетистая, с сочными зелеными листьями и огромными гроздьями иссиня-черных ягод. С ярко-красным соком, невероятно сладкая. Дети ели ее, нарушая все запреты взрослых: на кладбище ничего не срывать, не есть и не пить. Хотя сами же взрослые первыми срывали, выкапывали и выламывали. В пору разгула ежевики мать Следака легко могла выяснить, болтался он сегодня на кладбище или нет. Она командовала: