Чёрный дом - Кинг Стивен

Но как он и Джек сумели этого добиться? Что послужило главной причиной? Умение Джека слушать. Вот и все. Слушать барменшу, которая привыкла к тому, что мужчина смотрит на ее грудь, тогда как слова если и влетают в одно ухо, то лишь для того, чтобы тут же вылететь из другого. А кого слушал Джек Голливуд до долгих бесед с Дженной Мэссенгейл? Похоже, какую-то проститутку с Сансет-Стрип[32]… а скорее, далеко не одну.

(«Как бы их всех обозвать? — рассеянно думает Дейл, вытаскивая из гаража поливочный шланг. — Выводок ночных бабочек? Бригада постельных тружениц?») Никто из них не сумел опознать Торнберга Киндерлинга, потому что Торнберг, приезжавший в Лос-Анджелес, разительно отличался от Торнберга, колесившего по фермам округа Каули и Миннесоты. Лос-анджелесский Торнберг носил парик, контактные линзы вместо очков, маленькие усики.

— Но самый удачный ход — темный тональный крем, — говорил Джек. — Благодаря этому Торнберг легко сходил за местного жителя.

— Учась в средней школе Френч-Лэндинга, он все четыре года занимался в драматическом кружке, — мрачно ответил ему Дейл. — Я узнавал. Поверишь ли, этот подонок играл Дон Жуана.

Именно усилия по изменению внешности стали причиной того, что присяжные не поверили в безумие подсудимого. А вот про привычку зажимать ноздри двумя пальцами, выворачивая ладонь, Торни забыл. Наверное, потому, что проделывал это неосознанно. Автоматически. Какая-то проститутка запомнила эту особенность, упомянула вскользь, Дейл в этом не сомневался, точно так же, как Дженна Мэссенгейл, но Джек услышал.

Потому что слушал.

«Позвонил, чтобы поблагодарить, что удалось выяснить, откуда взялся нож, потом, чтобы сообщить о решении присяжных — думает Дейл, — но второй раз он еще что-то хотел. И я знал, что именно. Даже до того, как он открыл рот».

Потому что, пусть он и не детектив от Бога, как его друг из Золотого штата, Дейл все же заметил, как поразил молодого человека Западный Висконсин. Джек влюбился в округ Каули, и Дейл поставил бы немалую сумму на то, что имела место быть классическая любовь с первого взгляда. Именно об этом, несомненно, говорило лицо Джека, когда они ездили из Френч-Лэндинга в Сентралию, из Сентралии в Арден, из Ардена в Миллер.

На нем отражались радость и благоговейный восторг. Дейлу Джек напоминал человека, который приехал в новые для себя края, чтобы обнаружить, что вернулся домой.

— Слушай, до чего же мне здесь нравится, — как-то сказал он Дейлу, когда они ехали в старом патрульном «каприсе»[33] Дейла, где постоянно что-то ломалось, даже клаксон. — Ты хоть понимаешь, до чего здорово здесь жить, Дейл? Должно быть, это один из самых прекрасных уголков мира.

Дейл, живший в округе Каули с рождения, не собирался с ним спорить.

И в конце их второго телефонного разговора о Торнберге Киндерлинге Джек напомнил Дейлу, что однажды просил (не так, чтобы совсем серьезно, но и не в шутку) дать ему знать, если неподалеку от одного из городков будет продаваться небольшой дом. И по тону Джека Дейл понял, что шутки кончились.

— Так ты у меня в долгу, — бормочет Дейл, закидывая на плечо свернутый шланг. — Ты у меня в долгу, паршивец.

Разумеется, он уже просил Джека неофициально помочь ему в поисках Рыбака, но Джек отказался… чуть ли не со страхом.

«Я на пенсии, — отрезал он. — Если ты не знаешь, что сие означает, Дейл, мы можем вместе заглянуть в словарь».

Но это нелепо, не так ли? Разумеется, нелепо. Как может уйти на пенсию человек, не достигший тридцати пяти лет? Особенно тот, кто знает свое дело гораздо лучше других.

— Ты у меня в долгу, парень, — повторяет он, направляясь к крану. Небо над головой безоблачное, лужайка, не знающая недостатка в воде, зеленая, никаких признаков соскальзывания здесь, на Герман-стрит, казалось бы, нет и в помине. Но, возможно, все-таки есть, возможно, мы их чувствуем. Слышим какой-то неприятный звук, вроде гула, который вызывал ток высокого напряжения в стальных фермах башни KDCU.

Мы, однако, провели здесь слишком много времени. Пора вновь махать крылышками на пути к конечной точке нашего маршрута. Мы знаем еще далеко не все, но нам известно о трех важных моментах: первое, Френч-Лэндинг — город, которому грозит чудовищная беда; второе, лишь несколько людей (собственно, только Джуди Маршалл и Чарльз Бернсайд) знают на каком-то подсознательном уровне, что город столкнулся с чем-то похуже действующего в одиночку педофила-убийцы; третье, мы не встретили ни одного человека, способного осознать силу соскальзывания, берущую в оборот тихий город на берегу реки Тома и Гека. Все люди, с кем мы познакомились, по-своему такие же слепцы, как Генри Лайден. То же самое можно сказать и о тех, с кем мы еще не встречались: Нюхаче Сен-Пьере, Уэнделле Грине и Цветном отряде.

Мы жаждем найти героя. И пока его не нашли (на дворе, в конце концов, двадцать первый век, время не д'Артаньяна и Джека Обри, а Джорджа Буша и «Грязной спермы»), мы, возможно, найдем человека, который проявил себя героем. Давайте отыщем нашего давнего друга, с которым расстались в тысяче с хвостиком миль восточнее, на берегу Атлантического океана. Прошли годы, и он, конечно, уже не тот мальчик, каким был раньше. Он забыл многое, что случилось с ним в те дни, большую часть взрослой жизни прожил в состоянии амнезии. Но он — единственная надежда Френч-Лэндинга, поэтому мы взмахиваем крылами и летим на восток, над лесами, полями, пологими холмами.

В основном под нами сельскохозяйственные угодья: кукурузные поля, тучные луга, желтые прямоугольники люцерны.

Узкие пыльные дороги ведут к белым домам фермеров, рядом с которыми — высокие сараи, зернохранилища, силосные, из бетонных колец, башни, длинные металлические ангары для сельскохозяйственной техники. Мужчины в джинсовых куртках деловито идут по дорожкам от домов к хозяйственным постройкам. Нам уже знаком сладкий аромат утреннего воздуха. Здесь к нему добавляются запахи масла, дрожжей, земли, роста и гниения, усиливающиеся по мере того, как солнце поднимается выше, а свет становится ярче.

Под нами шоссе № 93 пересекает шоссе № 35 в центре маленькой Сентралии. Пустующая стоянка за баром «Сэнд» ожидает шумного прибытия Громобойной пятерки, которая обычно проводит здесь вторую половину субботы, вечера и ночи, наслаждаясь бильярдом, гамбургерами и амброзией, созданию которой они посвятили свои неординарные жизни, лучшему продукту «Пивоваренной компании Кингсленда», пиву, которое долгое время может нести свою пенистую корону, не уступая в этом любому другому сорту, изготовленному что в специальной мини-пивоварне, что в бельгийском монастыре, «Кингслендским пивом». Если Нюхач Сен-Пьер, Мышонок и иже с ними говорят, что это лучшее пиво в мире, с чего нам сомневаться в их словах? Они не только знают о пиве гораздо больше нас, но и вложили в создание «Кингслендского эля» все свои знания, опыт, силы и вдохновение, чтобы сделать этот сорт эталоном пивоваренного искусства. Собственно, они и приехали во Френч-Лэндинг, потому что пивоваренная компания, которую они выбирали очень тщательно, выразила согласие работать с ними.