Тысяча и один призрак - Дюма Александр

– Но все это не объясняет, почему ты явился сюда сегодня.

– О, это-то труднее всего рассказать.

– Ну, хорошо, я сам тебе скажу: ты пришел, чтобы снять с него образок.

– Ну да! Черт меня попутал, и я сказал себе: ладно, если ты так хочешь. И вот, когда ночь настала, я отправился из дому. Я тут поблизости оставил лестницу и знал, где ее найти. Я прошелся, вернулся окольной дорогой и, когда увидел, что на равнине уже никого нет и что никакого шума не слышно, поставил лестницу, влез по ней, притянул к себе повешенного, снял цепочку и…

– И что?

– Ей-богу, хотите – верьте, хотите – нет. Как только я снял с шеи образок, повешенный схватил меня, вынул свою голову из петли, просунул на ее место мою и толкнул меня, как я раньше толкнул его. Вот в чем дело.

– Не может быть! Вы ошибаетесь.

– Разве вы не застали меня уже повешенным? Да или нет?

– Да.

– Уверяю вас, я не сам себя повесил. Вот все, что я могу вам сказать.

Некоторое время я размышлял.

– А где образок? – спросил я.

– Ищите его на земле, он где-нибудь поблизости. Когда я почувствовал, что повешен, то выпустил его из рук.

Я встал и поискал глазами на земле. Луна светила мне, как бы помогая в моих поисках.

Я поднял образок, подошел к трупу бедного Артифаля и надел его ему опять на шею.

Когда образок коснулся его груди, по всему его телу пробежала дрожь, а из груди послышался стон.

Палач отскочил назад.

Этот стон открыл мне глаза. Я вспомнил строки Священного Писания о том, что во время изгнания злых бесов последние, исходя из тела одержимых, издавали стоны.

Палач дрожал как лист.

– Идите сюда, друг мой, и не бойтесь ничего.

Он осторожно подошел.

– Что вам угодно? – спросил он.

– Надо вернуть этот труп на место.

– Ни за что! Вы хотите, чтобы он еще раз меня повесил?

– Не бойтесь, мой друг, я за все ручаюсь.

– Но, господин аббат! Господин аббат!

– Идите, говорю я вам.

Он сделал еще шаг вперед.

– Гм, – прошептал он, – я боюсь.

– И вы ошибаетесь, мой друг. Пока на теле повешенного образок, вам нечего бояться.

– Почему?

– Потому, что демон уже не имеет власти над ним. Этот образок охранял его, а когда вы его сняли, им овладел бес зла. Раньше его отгонял добрый ангел, теперь же он вселился в него, и вы видели шутки этого беса.

– В таком случае как объяснить стон, который мы только что слышали?

– Это застонал бес, когда почувствовал, что добыча ускользает от него.

– Так, – сказал палач, – это действительно возможно!

– Так оно и есть.

– Ну так я повешу его опять на крюк.

– Повесьте. Правосудие должно свершиться, приговор должен быть исполнен.

Бедняга еще колебался.

– Ничего не бойтесь, – сказал я ему, – я за все отвечаю.

– Дело не в этом, – ответил палач. – Не теряйте меня из виду и по первому зову спешите ко мне на помощь.

– Будьте спокойны.

Он подошел к трупу, поднял его тихонько за плечи и потащил к лестнице, приговаривая:

– Не бойся, Артифаль, я не возьму образок. Вы не теряете нас из виду, господин аббат, не правда ли?

– Нет, мой друг, будьте спокойны.

– Я не возьму у тебя образок, – продолжал мирным голосом палач, – не беспокойся. Как ты хотел, так тебя с ним и похоронят. Ведь он не шевелится, господин аббат?

– Вы же видите.

– Тебя с ним похоронят. А пока что я верну тебя на твое место, согласно пожеланию господина аббата, а не по своей воле, понимаешь?..

– Да-да, – невольно улыбнулся я, – только поторапливайтесь!

– Слава богу, все кончено, – сказал он, выпуская тело, которое прикрепил на крюк, и соскочил на землю.

Тело закачалось в пространстве, безжизненное, неподвижное.

Я опустился на колени и приступил к молитвам, о которых меня просил Артифаль.

– Господин аббат, – сказал палач, становясь рядом со мной на колени, – вы не согласитесь произносить молитвы громко и медленно, так, чтобы я мог повторять их за вами?

– Как, несчастный, неужели ты их забыл?

– Мне кажется, что я никогда их не знал.

Я прочитал пять раз «Отче наш» и пять раз «Богородицу», и палач повторял их за мною.

Покончив с молитвами, я встал.

– Артифаль, – сказал я тихо казненному, – я все сделал для спасения твоей души и передаю тебя под покровительство Божьей Матери.

– Аминь! – произнес мой товарищ.

В эту минуту водопад серебристого света обрушился на нас – это луна вышла из-за туч, попутно осветив труп. Колокол церкви Божьей Матери пробил полночь.

– Пойдем, – сказал я палачу, – больше нам здесь нечего делать.

– Господин аббат, – попросил бедняга, – не будете ли так добры оказать мне последнюю милость?

– Какую?

– Проводите меня домой. Пока дверь не захлопнется за мною и не отделит меня от этого разбойника, я не буду спокоен.

– Идем, мой друг.

Мы ушли с площади, причем мой попутчик через каждые десять шагов оборачивался, чтобы убедиться, висит ли повешенный на своем месте.

Повешенный не шевелился.

Мы направились в город. Я проводил своего спутника, подождал, пока он зажег в доме огонь, а затем запер за мною дверь и через дверь же простился со мною и поблагодарил. Я вернулся домой успокоенный.

На другой день, когда я проснулся, мне сказали, что в столовой меня ждет жена разбойника.

Лицо ее было спокойное, почти счастливое.

– Господин аббат, – произнесла она, – я пришла поблагодарить вас. Вчера, когда пробило полночь в церкви Божьей Матери, ко мне явился мой муж и сказал: «Завтра утром отправляйся к аббату Муллю и скажи ему, что милостью его и Божьей Матери я спасен».

– Мой милый аббат, – сказал Аллиет, – я вас очень уважаю и питаю глубокое почтение к Казотту. Я вполне допускаю влияние вашего злого гения, но вы забываете нечто, чему я сам служу примером, – что смерть не убивает жизни, ведь она не более чем превращение человеческого тела; смерть убивает память, вот и все. Если бы память не умирала, каждый помнил бы все переселения своей души от сотворения мира до наших дней. Философский камень не что иное, как эта тайна; эту тайну открыл Пифагор, и ее же заново открыли граф Сен-Жермен и Калиостро; этой тайной, в свою очередь, обладаю я; мое тело может умереть; я положительно помню, что оно умирало уже четыре или пять раз, и даже если я говорю, что мое тело умрет, я ошибаюсь. Существуют некоторые тела, которые не умирают, и я одно из таких тел.

– Господин Аллиет, – сказал доктор, – можете ли вы заранее дать мне позволение?

– Какое?

– Вскрыть вашу могилу через месяц после вашей смерти?

– Через месяц, через два месяца, через год, через десять лет, – когда вам угодно, доктор. Только примите меры предосторожности… так как, причиняя вред моему трупу, вы можете повредить другому телу, в которое вселится моя душа.