Чернее черного - Мантел Хилари

КОЛЕТТ: На помосте вы всегда говорите, что обрели свой дар в очень юном возрасте.

ЭЛИСОН: Да.

КОЛЕТТ (шепотом): Эл, не надо так — мне нужен полный ответ на кассете. Да, ты так говоришь или да, это правда?

ЭЛИСОН: Я обычно не лгу на помосте. Ну, разве только чтобы уберечь людей.

КОЛЕТТ: Уберечь от чего?

Пауза.

Эл?

ЭЛИСОН: Проехали.

КОЛЕТТ: Ладно, итак, вы обрели этот дар…

ЭЛИСОН: Если его можно так назвать.

КОЛЕТТ: Вы обрели эту способность в очень юном возрасте. Не могли бы вы рассказать о своем детстве?

ЭЛИСОН: Могу. Когда вы были ребенком, у вас был сад перед домом?

КОЛЕТТ: Да.

ЭЛИСОН: И что в нем было?

КОЛЕТТ: Гортензии, кажется.

ЭЛИСОН: А в нашем — ванна.

Жизнь маленькой Элисон, девочки с окраин Олдершота, в чем-то походила на жизнь зверька в джунглях. Они с матерью поселились в старом доме рядовой застройки со множеством хлопающих дверей. Фасад выходил на оживленную дорогу, а позади был пустырь. Внизу — две комнаты и пристройка с плоской крышей, выполнявшая роль кухни. Наверху — две спальни и уборная, в которой стояла ванна, так что на самом деле нужды ставить ванну в саду не было. А напротив уборной — крутая короткая лесенка, которая вела на чердак.

Внизу, в гостиной, мужчины устраивали вечеринки. Они приходили и уходили с пакетами, в которых гремели и звякали бутылки. Иногда ма говорила: присмотри за нами сегодня, Глория, они принесли спиртное. Ма сидела в задней комнате, курила и ворчала. Иногда рассеянно открывала банки с морковью или лимской фасолью в пристройке или стояла, вперив взгляд в сковороду, на которой что-то горело. Крыша протекала, и в углу неровными потеками росла черная плесень.

В их доме творился полный бардак. Постоянно что-то отваливалось. Дверная ручка частенько оставалась в руках, а когда однажды вечером кто-то впечатал кулак в окно, его попросту залатали куском картона да так и оставили. Мужчины не желали работать молотком или отверткой. «Палец о палец не ударят, Глория!» — жаловалась ее мать.

Она лежала по ночам в своей кроватке и слушала, как хлопают двери, а иногда и разбиваются окна. Люди сновали туда-сюда. Иногда раздавался смех, иногда звуки драки, иногда повышенные голоса и ритмичный стук. Иногда она оставалась в постели до зари, иногда ее без конца будили по разным поводам. Иногда ей снилось, что она может летать, она парила над черепичными крышами и смотрела вниз на людей, занятых своими делами, скользила над пустошью, где стояли фургоны с распахнутыми задними дверцами и свет фонарей извивался в дымном мраке.

Иногда мужчин была целая толпа, а иногда они всем стадом снимались с места и исчезали на несколько дней. Иногда оставался на ночь и поднимался наверх с ма всего один или двое. На следующий день уже целая компания хихикала за стеной над чисто мужскими шуточками. В поросшем кустарником поле за домом стоял раздолбанный автоприцеп на подпорках, иногда в нем горел свет.

— Кто там живет? — спросила она у ма.

— Меньше знаешь — крепче спишь, — ответила та, но уже тогда Элисон знала, что это неправда.

За прицепом разместилась кучка покосившихся сараев из гофрированного железа и ряд гаражей, от которых у мужчин были ключи. Два белых пони одно время паслись в поле, затем пропали.

— Куда подевались пони? — спросила она у ма.

— На живодерню, не иначе, — ответила та.

Она спросила, кто такая Глория. Ты все время говоришь с ней. Не твое дело, ответила ма.

— Где она? — спросила девочка. — Я ее не вижу. Ты говоришь, да, Глория, нет, Глория, хочешь чаю, Глория? Но где же она?

— Забудь о Глории, а то окажешься на том свете, — отрезала ма. — Я тебя живо туда отправлю, если не заткнешься.

Как только выдавалась возможность, ма сбегала из дома: ходила, курила, курила, ходила. «Мне нужно глотнуть свежего воздуха, — говорила она, — пойдем, Глория», запахивалась в плащ и летела вниз по дороге в магазин; а поскольку она не хотела возиться с мытьем или одеванием Элисон, не хотела, чтобы дочь путалась у нее под ногами и выпрашивала сладости, ма отводила ее наверх и запирала на чердаке. «Там с ней не случится ничего плохого, — вслух объясняла она Глории. — Нет спичек, значит, не подожжет дом. Она слишком маленькая, чтобы выбраться через люк на крышу. Там нет острых предметов, к которым ее так и тянет, никаких ножей или булавок. Ей в самом деле ничего не угрожает».