Старое пианино - Лазарева Ирина

— Стоп! — перебил Михалыч. — Восторги отменяются. Птичка эта из свиты Себа, не вздумай к ней приближаться. Нет, до чего дошло, а? Средь бела дня шатаются здесь все, кому не лень. Один летает, где вздумается, другой свой кнут поганый распустил, черти шуруют в санузле…

— И воруют ценные головные уборы, — вставил Ярик.

— Говорю же, полный беспредел. А ну, пошел отсюда вон! — крикнул Михалыч птице. — И чтоб я больше тебя не видел! Попадешься на глаза, пеняй на себя!

Коршун забеспокоился, растопырил крылья, вытянул шею и зашипел на врага как склочный деревенский гусь.

Василий чуть ружье не выронил:

— Ну и местечко! Михалыч, лучше отойди, еще кинется.

— Не кинется. Потом перьев не соберет, он это знает.

Коршун сорвался с балки, пронесся над людьми с пронзительным криком и вылетел из сарая.

Ужинали в садовой беседке. Ярослав настоял. Он сказал, что расточительно и глупо не пользоваться чудесными летними вечерами, торчать в доме, где все исподволь захватывает гниль. Его жизнерадостная натура требовала кипучей деятельности, поэтому он подбил Василия съездить на уазике на местный рынок. Вернулись с мясом для шашлыка, овощами, фруктами и, само собой, выпивкой, раз уж решили кутнуть от души.

— Долой хандру, вытравим водочкой меланхолию, мужики мы или нет? А, Михалыч? Ты что, водки совсем не пьешь? — Ярик снимал ножом сочные румяные куски мяса с шампура и выкладывал горкой на большое фарфоровое блюдо. Рядом лоснились горячим масляным блеском печеные помидоры, перцы и баклажаны, аккуратно очищенные от обгоревшей корочки Василием. — Я тебя спрашиваю, Михалыч! Ты как не родной, честное слово. Не хочешь водки, есть красное вино.

— Михалычу медовуха нравится, — подсказал Максим. Несмотря на жару, он зябко кутался в плед и участия в подготовке к пирушке не принимал.

— Вы меня недооцениваете! — Ярослав торжествующе предъявил друзьям пузатую бутыль медовухи. — Я человек предусмотрительный. Так что, друг Михалыч, сегодня тебе не отвертеться.

— Ох, введешь ты меня в искушение, — улыбнулся тот и махнул рукой. — Ладно, наливай, авось не помру.

Леонид Ефимыч также от водки отказался, но согласился выпить немного вина. Максим сидел нахохлившись, ему никто не наливал — все знали, что строгий покровитель не позволяет ему пить спиртного, но сегодня Михалыч расщедрился, а может быть, хотел как-то взбодрить друга, сам настоял, чтобы Максим выпил с ним медовухи.

Постепенно застолье набирало силу, настроение у всех поднялось. Солнце село, надвигались сумерки, но Василий заблаговременно вкрутил лампочки взамен разбитых, беседку привел в порядок, выбросил отбитые куски камня, вымел щебень, сломанные ветки, и даже хорошенько промыл всю беседку водой из шланга, после чего в нее перенесли из дома садовые столы и стулья.

Ярик был тамадой и предлагал один тост за другим. Не прошло и получаса, как он полез обниматься к Василию и Михалычу.

Трезвее всех оказался Максим, но скоро и он начал улыбаться и сбросил покрывало с плеч.

Вдруг кто-то дернул его под столом за штанину. Собак и кошек Веренский не держал, да и пришлых не водилось в зачумленном поместье. Видимо, животных отпугивал за версту захвативший усадьбу бесовский дух.

Максим заглянул под стол и обнаружил чертенка Зета. Не слишком удивился, так как друзья рассказывали ему о сцене в сарае и красочно описали своего спасителя.

— Тебе чего? — тихо спросил Максим.

— Пахнет вкусно. Дай кусочек мяса, — жалостливо попросил плутишка.

Максим протянул руку к блюду, но тут Михалыч сказал:

— Чую нечисть под столом! Ну-ка вылезай, попрошайка. Я же говорю, совершенно распустились вражьи дети.

Зет исполнил приказание и встал поодаль с видом раскаявшегося грешника. Красная бейсболка все еще красовалась на его голове.

— Перво-наперво верни шапку хозяину, — не смягчился Михалыч. — Может, еще чего стащил? Выкладывай, не то сам дознаюсь, надаю по рогам.

Зет стянул с головы кепку и, глядя в сторону, протянул Ярославу.

— Да ладно тебе, Михалыч, не шпыняй мальца. — Ярик находился в отличнейшем расположении духа. — Я ж пошутил. Пусть забирает. Дарю! Подумаешь, кепка. Чертеныш нам с Васей, можно сказать, жизнь спас.

— Я прямо прослезился, — сказал Михалыч, обгрызая косточку. — Черт, он и есть черт, пакостник и бестия, для добрых дел не приспособлен по природе своей. Из сарая вас вывел, потому что хозяин велел. Впрочем, раз тебе хочется, дари свою кепку.