Чернее черного - Мантел Хилари

До смерти принцессы Колетт не была знакома с изнанкой работы медиума. Если забыть о Моррисе — бизнес как бизнес. Эл нуждалась в более современной системе связи, большей пропускной способности и производительности. Ей был необходим спам-фильтр для мозга, чтобы не читать нежелательных сообщений от мертвых; и раз уж Колетт не могла его предоставить, она должна была, по крайней мере, контролировать, как Эл управляется с этими сообщениями. Она пыталась рассматривать Эл как проект, а себя — как руководителя проекта. К счастью, у нее был большой опыт в организации конференций — потому что, конечно, Эл сама была чем-то вроде конференции. Переехав к Эл, Колетт весьма ловко порвала со своей прежней жизнью — с чистого листа, сказала она себе. Тем не менее она ожидала, что бывшие коллеги выследят ее. Она мысленно репетировала, что скажет им. Я нахожу свою новую роль непривычной, важной и перспективной, сказала бы она. Больше всего мне нравится независимость. Сверх того, у нас прекрасные личные отношения; я бы описала свою новую начальницу как особу заботливую и профессиональную. Не скучаю ли я по ежедневной работе в офисе? Следует признать, я никогда не засиживалась в офисе, командировки были неотъемлемой частью моих служебных обязанностей. Только подумайте, чего я лишилась: никаких сплетен у питьевого бачка, никаких межведомственных склок, никаких сексуальных домогательств, никакого кто-сегодня-круче-вырядился. Конечно, я должна быть элегантна, я ведь общаюсь с клиентами, но до чего же приятно самовыражаться, следуя собственному чувству стиля. И это более или менее резюмирует все выгоды моего нового положения; я играю роль, которая позволяет мне максимально раскрыть свои таланты, и каждый день — новую.

Увы, все эти замечательные слова были растрачены впустую. Никто так и не разыскал ее, не считая Гэвина, который позвонил однажды вечером, чтобы похвастаться своей годовой премией. Колетт словно перестала существовать.

Но после той жуткой ночи в конце августа она не могла больше обманывать себя, будто работа на Эл — следующий этап ее карьеры. Какую вообще должность она занимает? На следующий день она, Колетт, усадила подругу для разговора и сказала, Эл, ты должна быть честна со мной.

— Я все понимаю, Кол, я и сама об этом думала, — сказала Эл. — Тебя мне сам Бог послал, не знаю, как я раньше справлялась. Никогда не думала, что смогу уговорить кого-нибудь переехать ко мне, а ты же видишь, в такие тяжелые моменты я нуждаюсь в круглосуточной заботе. — Всего за полчаса до этого Эл вырвало прозрачной слизью, зловонный пот снова покрыл пленкой ее лицо. — Думаю, нам надо обговорить новые условия, как насчет доли прибыли?

Колетт покраснела до корней волос.

— Я не имела в виду деньги, — сказала она. — Я не имела в виду, что ты нечестна со мной в этом отношении. Я — спасибо, Эл, в смысле, хорошо быть нужной. Я знаю, что в финансовом плане ты не обманываешь меня. Я говорила не об этом. Я к тому клоню, что, по-моему, ты рассказала мне о своей жизни далеко не все. Да, о Моррисе я знаю. Теперь знаю, но, когда я нанималась на службу, ты умолчала, что мне придется работать с призрачным карликом-сквернословом, это стало для меня неожиданностью. И, знаешь, хватит с меня скверных сюрпризов. Ты же понимаешь, о чем я? Я знаю, у тебя благие намерения. Ты щадишь мои чувства. Как щадишь чувства клиентов. Но, Эл, я же не клиентка. Я твой друг. Я твой партнер.

— Хочешь спросить, как я это делаю? — сказала Элисон.

— Да, вот именно. Именно это я и хочу спросить.

Колетт приготовила ей имбирный чай, и Эл заговорила о вероломстве мертвых, об их фрагментарной, проникающей природе, о том, как они дематериализуются, оставляя на память кусочки себя, или запутываются у тебя во внутренностях. Она рассказала о своем остром слухе и голосах, которые слышала в стене. О склонности мертвых привирать и фантазировать. Об их эгоизме и ограниченности. И просто общей бестолковости.

Колетт не была удовлетворена. Она потерла глаза, почесала лоб. Она замерла и уставилась на Элисон, когда увидела, что та сочувственно ей улыбается.

— Что? Почему ты улыбаешься?

— Моя подруга Кара сказала бы, что ты открываешь третий глаз.

Колетт ткнула пальцем себе между бровей.

— Тут нет глаза. Только кость.

— А за ней мозг, надеюсь.

— Не то чтобы я тебе не верила, — сердито заговорила Колетт. — Я верю. Мне приходится верить в то, что ты делаешь, потому что я вижу это своими глазами, вижу и слышу тебя, но как могу я верить, если это противоречит законам природы?