Мемнох-дьявол - Райс Энн

Интересно... А что, если преследователь сейчас смеется надо мной: «Лестат, все это не более чем плод твоего воображения!»

Не важно. Сейчас я пройду по мраморному полу придела к ограждению, возле которого прихожане когда-то приобщались святых тайн, – надо же, оно сохранилось практически в первозданном виде! – обращусь взглядом к алтарю и не стану больше ни о чем думать.

Настойчивый голос Роджера по-прежнему звучал в моих ушах. Я не забыл его просьбу. Но ведь я уже успел полюбить Дору, не так ли? Я пришел сюда. И я непременно сделаю что-нибудь. Но не следует спешить, мне необходимо время.

Мои шаги гулким эхом отдавались в часовне. Меня это не смущало. Маленькие рельефные вехи остановок крестного хода по-прежнему оставались на своих местах – в простенках между витражными окнами по периметру стен, но алтарь исчез. Вместо алтаря в предназначенной для него нише стояло гигантское распятие.

Распятия всегда привлекали и восхищали меня. Существует неисчислимое множество способов передачи разнообразных деталей, и искусные произведения мастеров, изображавших распятого Христа, буквально заполняют художественные сокровищницы всего мира и те храмы и базилики, которые тоже превращены в музеи. Но это распятие даже на меня произвело колоссальное впечатление. Выполненное в реалистической манере, характерной для конца девятнадцатого столетия, оно было поистине огромным и, несомненно, старинным. Короткая набедренная повязка Христа как будто трепетала на ветру, а его лицо с глубоко запавшими щеками было исполнено неизбывной печали.

Этот шедевр, безусловно, принадлежал к числу находок Роджера. Во-первых, распятие было несоразмерно велико для ниши алтаря, а во-вторых, по мастерству исполнения резко выделялось на фоне всего остального убранства часовни. Уцелевшие гипсовые статуи миловидной, но ничем не примечательной Терезы из Лизье в ее неизменном наряде монахини-кармелитки с распятием и букетом роз в руке, святого Иосифа с лилией и даже статую самой Царицы Небесной с короной на голове, стоявшую в предназначенном ей святилище сбоку от алтаря, никак нельзя было назвать великими произведениями искусства. Да, они были выполнены в человеческий рост, аккуратно раскрашены, но не более.

В противоположность им распятый Христос вызывал в душе бурю эмоций, заставлял человека задуматься, принять в душе какое-то решение. Глядя на него, кто-то, быть может, говорил себе: «Я ненавижу христианство за допущенное кровопролитие»... А кто-то, возможно, с болью вспоминал и словно заново переживал те муки, которые испытывал во времена далекой юности, воображая, как эти же острые гвозди вновь и вновь пронзают его руки. Великий пост... Размышления и созерцание... Церковь... Голос священника, заученным тоном произносящий одни и те же слова: «Господь наш Христос»...

Сам я одновременно испытывал оба чувства: и ненависть, и боль. Стоя перед распятием в состоянии полной растерянности и неопределенного ожидания, я краем глаза бессознательно следил за мельканием уличных огней в цветных стеклах витражей и мысленно уносился в прошлое, в эпоху собственного детства... Потом я вспомнил о Роджере, о его любви к дочери, и мои собственные переживания померкли перед этой любовью. Поднявшись по ступеням, которые некогда вели к алтарю и дарохранительнице, я коснулся ступни распятого Господа. Старое дерево... В ушах моих зазвучали древние песнопения, непонятные и таинственные. Я всмотрелся в лицо Христа и увидел, что оно вовсе не искажено мукой, а, напротив, исполнено мудрости и спокойствия – вероятно, в последние секунды перед смертью.

Донесшийся откуда-то громкий звук заставил меня резко отпрянуть назад, я оступился, едва не потеряв равновесие, и повернулся спиной к алтарю. В здании кто-то был, кто-то тихими шагами шел по первому этажу, приближаясь к той самой лестнице, по которой я недавно поднялся.

Я бросился к выходу из часовни. Я не слышал голосов и не ощущал никакого запаха. Никакого запаха! Сердце у меня упало.

– Я больше не вынесу, – прошептал я, дрожа с ног до головы. Но ведь иногда человеческий запах удается уловить не сразу – следует принимать во внимание и ветер, а точнее, довольно сильные сквозняки, гуляющие по зданию.

Кто-то уже поднимался по ступеням.

Я прислонился спиной к стене за дверью часовни – так, чтобы увидеть неизвестного посетителя, как только он достигнет площадки лестницы. Если же это Дора, я намеревался немедленно спрятаться.