Тени и призраки - Матесон Ричард

— Да, гуляет…

Вызвав соответствующий отклик, он с подленькой улыбкой предвкушения снова придвинулся к ней, но она быстро добавила:

— Он может в любую минуту вернуться.

Гарри на мгновение нахмурился, затем вздохнул, оценив ситуацию:

— Ладно, понятно.

Она снова взяла его руки в свои.

— Я так благодарна тебе за то, что ты пришел.

— Как я мог не прийти? — последовал недоуменный вопрос. — Меня вызвали вы оба — и ты, и Макс.

Кассандра буквально окаменела.

— Он тоже просил тебя прийти к нам? — не сумев подавить обиженного изумления, переспросила она.

ГЛАВА 4

— Ты не знала? — удивился Гарри.

— Нет, я… — Лицо Кассандры выражало полнейшее замешательство, и она сумела лишь повторить коротко: — Нет.

— Думаю, что это неплохая новость, а? По крайней мере, это может означать, что он передумал.

— Ты так считаешь? — спросила Кассандра, и в это мгновение ее тон зазвучал более оптимистично.

О предмете их разговора я не имел ни малейшего понятия, но вам, читатель, уже стала известна степень моей осведомленности о предстоящих событиях. Да, она была нулевой.

Гарри вместо ответа сделал жест, означавший «Почему бы и нет?», и продолжал:

— Крошка моя, «нет» он мог сказать и по телефону.

Не дождавшись ее отклика, он добавил:

— Зачем бы ему заставлять меня проделать весь этот путь? Только для того, чтоб отказать?

Даже головка латука могла бы легко догадаться, что эти слова ее ничуть не убедили.

— Уверен, что дела обстоят именно так, — настаивал Гарри. Он напустил на себя серьезную мину. — А как насчет Лас-Вегаса, крошка? — продолжал он. — Он справится с этим? Хотя бы с твоей помощью?

— Не знаю, — пробормотала Кассандра.

Для меня не было загадкой то обстоятельство, что сейчас она, продолжая разговор, была полностью погружена в собственные мысли. Это умение Кассандра трудолюбиво в себе развивала.

— В Балтиморе было неважно, как я слышал?

Вот теперь она и мысленно здесь, так как тема беседы стала более серьезной, чем прежде. Она глянула на Гарри, словно из бездны отчаяния, ее горе казалось подлинным. Было ли оно таким на самом деле?

— Ты даже не представляешь, насколько плохо это было, — тихо ответила она.

Гарри обнял ее плечи, и Кассандра бессильно оперлась лбом на его руку. Он ласково погладил ее и пробормотал, что ужасно сожалеет.

— Вероятно, это было подобно кошмару, — продолжал он.

— Боже! — Она разрыдалась, и будь я проклят, если это не звучало чертовски натурально. — Стоять на сцене, рядом с ним и видеть, как у него все валится из рук.

«О, погодите минуту, дайте мне понять, что происходит», — протестовал мой удивленный разум.

— Я видела, что он не в состоянии понимать ни вербальные сигналы, ни визуальные. Боже, да он не улавливал самого очевидного, — продолжала она. — Стоять и бессильно следить, как Макс неудачными манипуляциями проваливает те самые номера, которые всего несколько лет назад мог выполнить даже спросонок. Он спотыкался на протяжении всего выступления. Спотыкался, Гарри! Он! Великий Делакорте! Самый одаренный из иллюзионистов!

Она расплакалась еще горше.

Я мог бы лишиться дара речи от всего услышанного, если бы я не лишился его много раньше. Может ли это быть правдой? Макс проваливает выступление? Не справляется с манипуляциями? Не улавливает подсказки? Мой сын Максимилиан, Великий Делакорте?

Нет, это невозможно. Я подумал, что мне не вынести горечи этого известия, если оно окажется правдой.

Гарри чувствовал себя полностью беспомощным перед лицом ее горя. (Что там, я и сам чувствовал себя беспомощным, оно казалось таким подлинным.) Все, что он мог сделать, это неловко потрепать ее по спине и пробормотать: «Полно, детка, полно. Не расстраивайся так».

— Видеть его в таком состоянии было невыносимо. Это чуть не разбило мне сердце, — продолжала Кассандра, когда снова обрела способность говорить.

Она издала долгий, прерывистый вздох, затем подняла голову и медленно покачала ею.

— А каково мне было следующие три месяца, когда я видела, чти он все глубже и глубже погружается в пучину отчаяния!

В это я мог поверить. Макс действительно казался очень мрачным последнее время. Все его слова и знаки внимания, с которыми он обращался ко мне, были окрашены глубокой меланхолией, хотя я связывал это с его неудачной женитьбой.